Застава

Магда без дальнейших уговоров прижалась к нему. Как хорошо рядом с ним! Так уютно чувствуют себя, наверное, только черепахи в своих панцирях — тепло и надежно.

— Скажи, что тебя так тревожит? — ласково спросила она.

— Многие вещи. Например, эти листья. — Он сорвал несколько листьев с ближайшей ветви и смял их в кулаке. Они с хрустом рассыпались — Они засыхают и умирают. А ведь сейчас только май. А уж что касается деревенских жителей…

— Это все из-за замка, да?

— Ты тоже это чувствуешь?.. По-моему, чем дольше остаются здесь немцы и чем сильнее они разрушают стены, тем дальше и дальше распространяется его злое влияние. По крайней мере, мне так кажется.

— Мне тоже, — тихо отозвалась Магда.

— И еще проблема с твоим отцом…

— Да, он и меня беспокоит все больше. Я боюсь, что Моласар просто использует его в своих целях, а потом… — Магда с трудом выговаривала слова, ей стало страшно. — А потом поступит так же, как и с остальными.

— С человеком могут произойти вещи и похуже того, что случилось с немецкими солдатами. Лишиться своей крови — далеко не самое страшное.

Серьезность, с которой Гленн сказал это, еще сильнее встревожила Магду.

— Ты ведь уже говорил это один раз, помнишь? Когда впервые встретил моего отца. А что может быть хуже?

— Он может потерять свое «я».

— Самого себя?

— Нет. Именно свое «я». То, кем он являлся на самом деле, за что боролся и ради чего жил, — все это может безвозвратно исчезнуть.

— Гленн, я что-то не понимаю. — Магда действительно ничего не могла сообразить. А может, и не старалась вникнуть в смысл его слов. Ее настораживал задумчивый и отрешенный вид Гленна.

— Давай на минуту допустим следующее, — наконец сказал он. — Предположим, что вампиры, как о них говорится в легендах, — мертвые, но оживающие временами духи, которые днем должны прятаться в темных местах, а ночью встают из могил или просто гробов, чтобы пить живую человеческую кровь, — так вот, предположим, что все это только сказки, как ты, впрочем, и сама раньше считала. Просто старинные рассказчики пытались как-то постичь то неведомое, что происходило вокруг них и одно из таких явлений облекли в миф о вампирах. А причиной послужило создание, которое питается не такой банальной вещью, как кровь, а человеческими страстями. Это существо набирает силу за счет жестокости, сумасшествия и боли людей, оно процветает тем сильнее, чем больше в мире нищеты, страха и деградации.

Его многозначительный взгляд и серьезность тона не на шутку встревожили Магду:

— Гленн, что ты такое говоришь! Это же ужасно! Как можно питаться болью или чужим несчастьем? Неужели ты хочешь сказать, что Моласар…

— Пока я просто делаю предположение.

— В таком случае, ты ошибаешься, — убежденно заявила девушка. — Я знаю, что Моласар — зло. Возможно даже, что он безумен. Все это так. Но то, о чем ты только что рассказал, просто невозможно. Это невероятно! Ты сам подумай: перед тем, как мы приехали сюда, он спас десятерых местных жителей, которых майор взял заложниками. А как он поступил со мной, когда я попалась тем двум эсэсовцам? — Магда на секунду закрыла глаза, вспомнив об этом кошмаре. — Он спас мне жизнь. Хотя что для меня могло быть более унизительным, чем изнасилование двумя нацистами? Наверное, тот, кто питается страхом и разложением, мог бы с радостью использовать это, чтобы устроить себе небольшой праздник. Но Моласар оттолкнул их от меня и убил.

— Да. Причем довольно жестоко. Я помню, как ты описывала это.

Магду затошнило. Ей с особой живостью вспомнились булькающие звуки из глоток солдат, захлебывающихся кровью, хруст переломанных шейных позвонков и их дергающиеся в конвульсиях тела, беспомощно висящие в руках Моласара.

— Ну и что из этого следует?

— Только то, что он все-таки получил некоторое удовольствие.

— Но если это доставляет ему такое удовольствие, он мог бы и меня сделать своей жертвой. А вместо этого отнес к отцу.

— Вот именно! — Глаза у Гленна победно засверкали.

Удивленная таким ответом, Магда, однако, не остановилась, а продолжала свой монолог:

— Что же касается моего отца, то несколько последних лет стали для него настоящим адом. Он был несчастен и неизлечимо болен. А теперь полностью выздоровел, будто и не болел никогда в жизни! Если несчастье и боль питают Моласара, то он должен был наслаждаться его страданиями, а не облегчать их. Зачем же лишать себя такого «питания»?

— Действительно, зачем?

— Ох, Гленн! — Магда вздохнула и крепче прижалась к нему. — Не запугивай меня еще сильнее, чем есть. Я не хочу с тобой спорить — у меня и так был очень напряженный разговор с отцом. Если я и с тобой еще рассорюсь, то, наверное, просто не вынесу этого!

Гленн нежно обнял ее за плечи:

— Ну, хорошо. Вот подумай: твой отец сейчас даже здоровее, чем был до болезни. Физически. А что творится у него в душе?.. Тот ли это человек, который приехал сюда ровно четыре дня назад?

Именно этот вопрос мучил Магду весь день, и она не находила на него ответа.