Застава

Старик без споров вышел из баньки. Я прикрыл дверь, хотел было задвинуть засов, но вовремя сообразил, что если у меня и впрямь получится, то пограничникам придется ломать дверь. Ладно, не будем впадать в паранойю, никто за мной не подсматривает.

Раздевшись, я сложил одежду на скамье. Огляделся в теплой и сырой банной полутьме. Потемневший от времени дощатый пол под ногами, толстые бревенчатые стены с проконопаченными паклей щелями, крошечная масляная лампа-коптилка и пара узких окошечек под самым потолком. Незамысловатый уют пограничной заставы в другом мире…

Я еще раз обдумал последовательность действий. Зачерпнул ковшиком горячей воды из кадки, облил себя раз, другой. Плохая замена душу, но хоть что-то.

Теперь шаг назад… подхватить полотенце… начать растираться… и…

Мокрая нога скользнула по кафельной плитке, я поскользнулся и упал – через портал назад в свою ванную комнату. Ударился затылком о стену и громко выругался. От яркого электрического света слепило глаза. Какой он, оказывается, пронзительный и неприятный – электрический свет!

Темный круг портала, за которым виднелся угол скамьи и кадка с водой, исчез. Я вернулся из Центрума на Землю. Как и обещал Старик – точно в ту точку, откуда открыл портал в Центрум.

Потирая затылок (шишка наверняка будет), я встал и вернулся в душевую кабину. Хорошо, что воду закрыл, помывшись, не оставил смывать пену от душ-геля, а то накрутил бы мне счетчик изрядный должок… Я повернул кран – на меня полилась теплая вода. Господи, как хорошо то! Есть преимущества у развитой цивилизации!

Смыв с себя пыль чужого мира, я вышел, очень аккуратно вытерся и оделся. Пошел в гостиную и сыпанул рыбкам корма. Хорошо, что у меня рыбки, им несколько дней без еды не страшны. А кошка могла бы и помереть.

Зазвонил мобильный, валяющийся на столе, но как-то уныло, без энтузиазма – прежде чем я успел взять трубку, звонок уже оборвали. Я посмотрел на список пропущенных. Ну ничего себе… пять дней-то всего отсутствовал!

Как ни странно, от мамы было всего два звонка. У меня замечательная мама, она не паникер, и в ее сознании укладывается, что взрослый сын может недельку не звонить и не отзываться на звонки. А вот с работы меня искали раз сто. Включая только что оборванный звонок.

Я вздохнул и перезвонил.

– Иван! Ты с ума сошел? – Константин, лидер нашей группы «Угол падения», начал орать сразу же. – Ты что себе позволяешь? Обкурился? Накололся?

– Костя, ты же знаешь, наркотиками я не балуюсь, – сказал я.

– Запил? – чуть спокойнее предположил Константин. Похоже, это в его глазах было бы заслуживающим снисхождения обстоятельством. – Тогда резко пить не бросай, белочка придет.

– Я не пью, – сказал я. – Ну, так, во всяком случае, не пью.

– А тогда что? – снова завелся Костя. – А? Я тебя уволю на хрен! Тоже мне, Ринго Стар! Ударников в Москве – как собак нерезаных!

– Костя, а может, у меня что-то случилось? – спросил я. – Какая-то беда, проблема?

– И что случилось? – все еще на взводе продолжал Костя.

– Я случайно попал в иной мир и провел там пять дней. Никак не мог вернуться.

– А говоришь, наркотики не употребляешь, – почти спокойно сказал Костя. – Доиграешься, уволю тебя на хрен…

– Костя, я давно хотел сказать, что у тебя бедный словарный запас, – сказал я. – На хрен, на хрен… Уволю к чертям собачьим, уволю с концами, выгоню на улицу босого и голого… ну много же есть красивых экспрессивных выражений! И в песнях, что ты пишешь, та же самая беда. Язык бедный, канцелярский, суконный… Суконный, кстати, это не от слова «сука», а от слова «сукно».

– Я тебя уволю, – твердо сказал Костя.

– Увольняй, – согласился я. – У меня теперь другая работа.

– Эй, Иван, ты чего? Да перестань залупаться, давай встретимся…

Я отключил телефон. Подумал и набрал мамин номер. Во-первых, чтобы Костя, который сейчас будет перезванивать, нарвался на «занято». А во-вторых, узнать, как у мамы дела, не нужна ли ей какая-то помощь… и предупредить, что я уеду в турне. Нет, не в турне, в командировку. Я взялся за ум, бросил музыку и теперь работаю в серьезной государственной конторе с хорошей зарплатой и нормированным рабочим днем. И никаких вредных привычек у коллег.

Центрум – он и впрямь не отпускает.

Глава 8

– Живой?

Я открыл глаза и посмотрел на Скрипача. Лицо его немного плыло, и взгляд я никак не мог сфокусировать.

Но я видел, слышал, мог пошевелиться. Я лежал на земле, надо мной склонялся встревоженный Скрипач, а над его головой было сумрачное осеннее небо. Значит, мы на свободе.

– Голова болит, – пожаловался я.

Голова болела зверски, причем не в каком-то конкретном месте, в затылке или висках, а вся, целиком. Еще щипало глаза. И горела правая щека.

– Это хорошо, – сказал Скрипач. – Значит, живой.

– И щека болит, – сообщил я. – Ты меня по щеке бил, что ли?

– Ну надо же было как-то привести тебя в чувство, – не смутился Скрипач.

– А почему по одной? – сварливо спросил я. – Одна щека болит, другая нет.

– Да пожалуйста, – пожал плечами Скрипач и отвесил мне пощечину по левой щеке.