Застава

Пуля пробила женщине сердце, крови было много, но я все-таки обшарил карманы. Никаких документов. Никакого снаряжения. Никаких украшений, кроме сугубо функциональной заколки для волос. Никаких денег. Никаких товаров.

Ничего.

– Зачем ты взяла меня с собой? – спросил я. – Учти, копать я не буду. Хоть у тебя и ружье.

«Хороший, плохой, злой» Калька тоже, видимо, не смотрела.

– Я хотела, чтобы ты это увидел.

– Зачем? – тупо повторил я.

– Чтобы ты принял решение, что со мной делать.

– Если следовать уставу, то тебя надо отдать под суд. Ты убила невинного человека.

– Я убила человека, заслужившего смерть, – твердо сказала Калька. – Но я не смогу это доказать… и не хочу объяснять, в чем дело. Есть только мое слово. Понимаешь? На моем месте ты поступил бы так же.

– Но за что…

– Я не буду объяснять, – твердо сказала Калька. – Все, вопрос закрыт. Либо ты помогаешь мне ее похоронить и молчишь о случившемся. Либо арестовывай и тащи на суд. Я не буду сопротивляться и убегать.

– То есть ты взяла меня, чтобы я принял решение – поверить тебе или нет?

– Да, – она посмотрела мне в глаза.

– Сумасшедшая, – сказал я. – Дура! Я все понимаю, я… да, я тебе верю… но зачем ты втянула меня?

– Потому что устала носить свою ношу одна, – ответила Калька. – Решай, Ударник.

Я сдался. Я ничего не понимал. Я видел, что от Кальки ответа не будет. Только что на моих глазах она совершила преступление, убила безоружного человека, женщину. Но я не мог ее предать.

По-моему, она вообще первый раз в жизни кому-то доверилась.

– У тебя есть лопата? – спросил я.

– Да. Саперная. – Ни радости, ни облегчения на ее лице не было. Она сняла рюкзак, где, очевидно, и держала лопатку.

– То есть ты заранее знала, чем все кончится? А откуда ты знала, что она выйдет здесь?

– Очень редко встречаются странные проводники, Ударник. Они открывают порталы не так как все. По-разному, но не так, как все. У… у нее портал открывался в эту точку. Всегда и отовсюду. Из любой точки Земли.

– Понятно, – кивнул я, хоть и не слышал никогда о таких странностях. И зачем-то уточнил: – А время ты как рассчитала?

– Она должна была пройти именно в это время, – ответила Калька. Помолчала и добавила: – Она знала, что здесь буду я и в руках у меня будет винтовка. Если тебя это успокоит, Ударник, то она тоже сделала свой выбор.

– Как и ты, – сказал я. – Потому что ты – могла не стрелять.

Калька кивнула.

– Да. Думала, что смогу. Но не смогла.

То, что убитая сама шла на смерть, меня не успокоило, конечно. Только все запутало еще больше. Но все-таки мне стало легче.

Мы похоронили женщину в том месте, где она всегда совершала свои переходы. Без всяких крестов (в конце концов, у нее не было нательного крестика), без опознавательных знаков. Могила растворилась в степях Центрума.

Некоторое время я думал, что рано или поздно мы заговорим с Калькой об этом случае. Только надо будет оказаться наедине. И она, конечно же, все мне расскажет, поскольку поймет, что я заслуживаю полного доверия…

Случаи были. И отношения наши изменились, стали гораздо теплее. Однажды (так случилось, что мы были вдвоем и выпили) мы даже целовались с Калькой (впрочем, дальше поцелуев дело так и не зашло). Казалось бы – явный знак особых отношений, учитывая ее обычную неприступность…

Но она так мне больше ничего не рассказала ни про ту женщину, ни про свой выстрел.

А может быть, в этом и было «полное доверие»?

Глава 12

Смотрителя станции звали Петрайх. Был он урожденным сурганцем, о чем не преминул немедленно сообщить в разговоре, поколебав все мои представления об отсутствии у жителей Центрума какой-то национальной самоидентификации. Если Петрайх не врал, то урожденные сурганцы были народом рослым, светловолосым и голубоглазым – в общем, тот тип, который на Земле гордо называли арийским, пока не утопили это слово в крови. Впрочем, подозревать самого Петрайха в нацизме было бы странно – жена его была маленькой смуглой женщиной, прикрикивающей на мужа и ораву ребятишек. Да и Разломом Петрайх гордился гораздо больше, чем родным Сурганом.

– Тут был каньон, – говорил он возбужденно. – Маленький такой каньон, метров семьдесят глубиной, пятьдесят шириной. Через него кинули мост, еще до чумы. Хороший мост, верно?

Я кивнул, Ашот что-то согласно пробормотал. Мост был хороший – та часть, которая нависала над пропастью. Вантовый мост, широкий, на два ряда путей и две дороги… для автомобилей? Вряд ли, до чумы автомобили не настолько вошли в обиход Центрума, чтобы строить для них мост в глуши.

– Каньон всегда «дышал», – продолжал Петрайх. – Поэтому в конструкцию изначально ввели повышенную пластичность в расчете на то, что если провал расширится – мост выдержит. Я смотрел старую документацию, архитектор, великий Ристан Ингила из Тиаба, гарантировал, что мост уцелеет при подвижках до пяти метров! А в неофициальном примечании написал, что и десять метров его не разрушат! О, если бы Ристан видел итог!

Да, я был согласен, архитектор был бы удивлен.

Весьма.