Застава на Якорном Поле

Божья коровка улетела, одуванчики стремительно отцвели, опушились, потом на них дунуло, семена унеслись. Только один парашютик повис посреди экрана. Увеличился. Превратился в силуэт человечка. Смешно почесал ножку о ножку. Яшка сказал со снисходительным вздохом:

— Ты ничего парнишка. Я у такого давно не был…

— Можно я тебя с Яриком познакомлю? — неловко спросил Ежики.

— А он хороший? Как ты?

— Да в сто раз лучше! — искренне сказал Ежики.

Но с Яриком он Яшку не познакомил. Не мог решиться. Надо было тогда рассказать Ярику про все. И как струсил, отдал монетку. И как таскал «садовым троликам» постыдную дань… Конечно, потом он выдержал испытание иттов и тролики его даже зауважали. Но ведь монетку он все равно не вернул…

«Это же пустяк, — уговаривал себя Ежики. — Она ведь не была еще йхоло. Зато — Яшка!.. Он же гораздо лучше этой денежки. И я выручил его от тех, кто его дразнил… А Ярику можно просто сказать, что выменял Яшку на монетку. Это почти правда…»

«Почти…»

Ежики знал, что соврать Ярику он не сможет, а сказать правду… надо собраться с духом. Он бы, конечно, сказал… Но скоро случилось то, что поломало жизнь. И стало не до Яшки. Лишь через три месяца Ежики побывал дома, забрал кое-какие вещи. Тогда и Яшку нашел в кармане старой капитанки.

Ночью, сделав шалаш из одеяла, Ежики устроился в нем с дисплеем.

— Яшка…

Экран ответил темной глубиной.

— Яш… — испуганно повторил Ежики.

— Чего? — Голосок был обиженный.

— Ты сердишься?

— Почему ты меня так долго не включал?

— Яшка… у меня… — Капля побежала по выпуклости экрана.

— Да знаю я, что тебе плохо, — насупленно отозвался Яшка.

— Все знаешь?

— Не все. Я ведь был отключен. Просто чувствую… Ну, чего там у тебя, говори…

Ежики, тихонько плача под одеялом, рассказал.

— Ты, значит, тоже откололся от корня… — тихим мальчишечьим шепотом произнес Яшка. Мелькнул на экране блеск стеклянного излома, затем — на полсекунды — возникло лицо растрепанного пацаненка с тоскливыми глазами и мокрыми щеками. Ежики судорожно вздохнул и погладил выпуклость экрана… Яшка сказал: — А все-таки тебе легче…

— Почему?! — горестно возмутился Ежики.

— Ты хотя бы помнишь свою маму… А я…

— А у тебя… разве тоже была?

— Но ведь я живой! Кто-то меня родил на свет.

Тогда Ежики спросил о том, что давно его мучило:

— Яш… Есть на свете Судьба?

Взвихрились на экране спирали, пересеклись белые и черные линии, словно Яшка хотел выстроить схему Судьбы. Потом распались. Появился плоский ребячий рисунок: домик и человечек.

— Не знаю… — сумрачно сказал Яшка. — По-моему, никто во Вселенной не знает.

— А ты знаешь про всю Вселенную?

— Если это не за сколом… Зачем тебе Судьба?

— Яш… А может, это мне… то, что случилось… это мне за то, что отдал монетку? Мама сказала, что на ней Хранитель. А я его… будто предал. И он меня не сохранил…

Человечек на рисунке заложил руки за спину, ушел в дом. На крыльце сердито оглянулся. Яшка отозвался взрослым тоном:

— Что за чушь говоришь. Судьба не может быть такая подлая, а Хранители не мстят. Особенно детям…

— Расскажи про Хранителей.

Рисунок стал цветным — синий вечер. В домике зажглось желтым светом окошко. Яшка сказал неуверенно:

— Про них много легенд. Но я путаюсь… Это как раз на грани скола… Опиши мне монетку. Она какая?

Ежики, вздыхая, рассказал про буквы, про колосок, про мальчика. На экране заметались пятна.

— Вот помнится что-то… а не знаю, — печально признался Яшка. И другим уже голосом твердо пообещал: — Раз эта монетка такая дорогая тебе, то вернется.

— Теперь-то зачем? — горько сказал Ежики. — Чем она мне поможет?

Яшка, погасив экран, прошептал:

— Ну, не тебе, так мне… — И вдруг спохватился. Проговорил, почти как мама: — Спи, Ежики, спи…

Она вернулась, монетка! Может, не та самая, но такая же! В этом было продолжение вчерашних чудес и тревог…

— Хранитель… — тихо сказал Ежики и поглядел на Гусенка. — Откуда?

Тот смотрел доверчиво, без всякой загадочности:

— У меня знакомый есть в Белогорске, у него коллекция… Таких у него много, он говорит, их в древнем городе Лехтенстаарне чеканили…

«Какой-то старый североевропейский язык. Лехтенстаарн — Свет звезды, — отметил про себе Ежики, знакомый теперь с азами сравнительного языкознания. — Из коллекции? Значит, не та… Но все равно…»

— А этот мальчик на ней — он кто?

— Ты же сам сказал — Хранитель!

— Но я не знаю точно…

— Точно и я не знаю, — вздохнул Гусенок. — Его, кажется, звали Итан. Он, говорят, спас город, когда напали враги. Заиграл тревогу, хотя его могли убить.

— Не убили?

— Нет… Его братишка спас: оттолкнул, и копье пролетело мимо… А может, не братишка, а сестренка…

Ежики спрятал монетку в кулаке. Все, что случилось, уже не помещалось в сознании. Надо было выплеснуть, рассказать, выяснить, обсудить! Спросить совета!

У кого? Только у Яшки. У того, кто все (или почти все) на свете знает и с кем Ежики в долгих разговорах много раз отводил душу.

Но Яшка остался в кармане форменных брюк, в камере хранения. Всегда-всегда Ежики носил его с собой, но если убегал на Кольцо — оставлял. Яшка был живой, значит — попутчик. А на Кольце, где Голос, Ежики хотел быть совсем один.