Застава (СИ)

Но, боги, видимо, заметили меня, и решили посмеяться. Мы с Бегом и Андаром знали, когда будет конец и что этой осенью у них заканчивают назначения и, скорее всего, их переведут из крепости куда-то в другое место, где, как сочтут мастера Ордена, им самое место. Но я надеялась, что у нас будет ещё одна зима. Что за месяц до отправки придёт приказ о продлении их вахты. Или что-то случится, и нас втроём переведут в одно место, и не надо будет разлучаться. Я знала, что всё это глупые фантазии, что я предаюсь пустым надеждам, но всё же! Какие только чудеса не случались в нашем чудном мире!

Но три недели назад реальность обрушилась на мои хлипкие надежды всесокрушающей волной — пришла телеграмма об их переводе, а следом — и приказ об их переводе. От горя я написала в сестринство и Синод с просьбой забрать меня отсюда, но ответ пришел только из Синода. Ваше обращение зарегистрировано и поставлено в очередь на рассмотрение в штатном порядке. А значит я могла выкинуть надежду в озеро, я тут навсегда.

Лир спустил нас в долину, проехал мимо столба у поворота и лихо въехал в крепостной двор. Вдали у станции раздался гудок локомотива. Потом ещё один. У меня сердце ёкнуло. На станции стоял поезд что-то разгружал. Я вытянула шею и увидела Бегейра, чинящего гаражные ворота. От души отлегло. Они ещё здесь.

Хотя, Тиара свидетель, иногда мне казалось, что нам всем было бы проще, увези их поезд в моё отсутствие.

Я спрыгнула с ещё не остановившейся машины и подлетела к Бегейру.

— Ну что, новенький вернулся успешно? — рыцарь обнял меня, стараясь не касаться грязными ладонями. Я повисла у него на шее, насколько позволял мой рост, потом расцеловала в обе щёки. Бегейр был моим ровесником, высоким, мощным, с чуть кривым лицом. Его левая скула была выше правой, а щека словно немного ввалилась в череп. Он всем говорил, что это от того, что в юности он сражался с виверном на Стене Богов, а мне по секрету рассказал, что это была драка с другим претендентом во время его подготовки в Ордене, и что с тех пор он остепенился. Я, не реже раза в месяц лечившая ему разбитое лицо, кивала и делала вид, что верю.

— Я испугалась, что вы уже уехали.

Бегейр ещё раз стиснул меня и посерьёзнел.

— Это не по наши души. А вот к тебе приехали.

— Что? — удивилась я. — Меня переводят?

— Нет. Тебе привезли сестру на зимовку.

— Смена? — одна новость лучше другой!

— Вряд ли. Слишком мелкая для смены. Вон сидит с барахлом, — он кивнул мне через плечо. Я огляделась. На крыльце моего храма и вправду появилось новое лицо. Подросток неопределённго пола, с уродливо обкорнанной головой в холщёвой куртке поверх длинного послушнического платья, сидел на деревянном чемодане и хмуро глазел по сторонам. Но раз Бег сказал, что это “она”, то значит, это девчонка. Вот только зачем она здесь?

— Матушка у Рахаила сейчас, а старик велел тебя сразу отправить к ним.

— А чего так срочно?

— Так локомотив стоит, ждёт матушку Играс или как там её. Какая-то шишка вашего ордена, — Бегейр наклонился ко мне и прошептал, — С ней сопровождающий из Безмолвных.

— Да ладно?! — я опешила. — Что, настоящий Безмолвный?

Бег кивнул.

Ничего себе! У меня не было оснований не доверять Бегейру. Раз он сказал, что Безмолвный, то значит, так и есть. Вот только зачем он здесь? Зачем он вообще сопровождает матушку Играс? Безмолвные служили в старом храме Нисабы и охраняли Спящих, а дела людей их никогда особо не трогали. Мне повезло быть знакомым с одним из Безмолвных, правда, лишь потому, что один из них преподавал нам сопротивление материалов. Чтобы мы его слышали, он носил смешную маску с большим отверстием для рта, и мы за глаза дразнили его пупсом — уж больно мастер-наставник Материаловед был похож на детскую игрушку.

— Я побежала. Чем быстрее эта карга отсюда уберётся, тем лучше для всех.

— Карга?

— Потом расскажу, — пообещала я и направилась в донжон крепости выяснять, что же понадобилось от меня почтенной матушке Играс, старшей наставнице сестринства, любимой моей учительнице и человеке, от которого я даже в лучшие годы не ждала ничего хорошего.

Матушка Играс сидела в кабинете магистра Рахаила, на старом колченогом стуле унижений (старик меня на него сажал, когда был мной недоволен) и читала мейндскую газету. В газетнице рядом с ней лежали ещё несколько самых разных изданий, от официального ежемесячного орденского вестника до сборника мейндских сплетен, печально знаменитых “Королевских тайн”. Хотя все выпуски были безнадёжно старыми, интерес на длинноносом птичьем лице матушки выглядел самым неподдельным.

С нашей последней встречи Играс изменилась. Во-первых, наконец-то нормально прокрасила волосы, во-вторых, сменила цвет помады. Или выбрала для этой поездки не самый странный. В моём детстве она любила нелепые яркие цвета, которые ей совершенно не шли, а ещё любила целовать любимых учениц в лбы. Помады она выбирала те, которые, казалось, въедаются в кожу и остаются на губах навсегда, поэтому я провела немало минут, пытаясь оттереть следы её расположения с лица.

А ещё она постарела, и это застало меня врасплох.