Застава в огне

Моджахед начал старательно карабкаться вверх. Высунувшись из-за груды камней, Ратников и Гуламжонов взяли противника на прицел.

— Стой! Руки вверх! — громко крикнул лейтенант.

И тут в стороне, метрах в двадцати, словно из-под земли выросли две фигуры и открыли автоматный огонь. Рядовой, вскрикнув, упал после первого же выстрела. Несколько пуль ударили по камням под ногами Ратникова, однако не задели его, и лейтенант, отпрыгнув в сторону, спрятался за большим камнем. Когда стрельба прекратилась, он осторожно выглянул и увидел, что трое моджахедов, выставив стволы, осторожно приближаются с разных сторон к раненому Гуламжонову, а рядовой корчился от боли, зажимая руками кровоточащий бок.

Ратников снял с плеча автомат и передернул затвор. При этом он на какое-то мгновение выпустил противников из поля зрения, а когда повернулся, чтобы прицелиться, услышал резкий гортанный окрик. Те же самые три моджахеда, окружив лейтенанта, теперь держали его под прицелом.

Ратникову ничего не оставалось делать, как встать. Он было поднялся, когда подбежавший сзади моджахед ударил лейтенанта прикладом в спину, да так сильно, что Владимир, охнув, упал лицом вниз.

— Вставай! Руки поднимай! — закричал один из моджахедов по-русски и почти без акцента.

Лейтенант медленно поднялся. Его лицо выражало не испуг, а удивление. Казалось, он сам не верил тому, что делает: встает, поднимает руки вверх. Неужели это случилось с ним, с российским офицером, с потомственным военным?

Между тем окружившие Ратникова моджахеды загалдели на своем языке. Было понятно, что они переругались, да и о причине можно догадаться: убить или взять в плен. Тот, который знал русский, прицелился во Владимира из автомата.

— Сколько вас? Кого ищете? Отвечай, не то убью, как собаку!

Другому моджахеду показалось, что его соратник слишком либеральничает с пограничником. Поэтому он подбежал и без лишних слов ударил Ратникова ногой в живот. Лейтенант упал, хотел подняться, но к его виску прижался ствол «Калашникова». Его держал тот, что умел говорить по-русски. Он и сейчас продемонстрировал свое знание языка, прорычав:

— Убью тебя, бараний сын! Убью, молись Аллаху!

Все-таки один, самый здравомыслящий из них, судя по всему, хотел решить дело мирным путем. Он в чем-то убеждал своих товарищей, но те сердито отбрехивались от него, давая понять, что не собираются тащить с собой офицера. Лучше убить его здесь. Здравомыслящий намекал, что потом офицера можно выгодно продать, но два других петушились и отмахивались от его увещеваний. Единственное, чего он добился, так это что переключил их внимание на стонущего Гуламжонова. Подойдя к Шавгату, самый агрессивный из моджахедов сильно пнул его ногой, приводя в чувство, после чего спросил его на фарси, кого искали пограничники.

— Мы не вас искали, других двоих. Отпустите, иначе случайно найдут вас. Сегодня наших тут много, — рыдая от боли и страха, скороговоркой ответил рядовой.

— Говори правду! Говори правду, ишак!

— Это правда! Не убивайте нас. Мы ничего вам не сделали!..

Держа руки над головой, Ратников с тоской покосился на свой автомат: далеко, не достать. А моджахеды, как ни странно, пришли к общему знаменателю — стало ясно, что они решили убить пограничников. Агрессивный что-то сказал, двое других согласно кивнули. Потом один довольно расхохотался и плотоядно потер руки, предвкушая кровавое развлечение. Другой направил автомат на Ратникова и закричал:

— На колени встал! На колени, собачий сын!

Ратников медлил, понимая, что каждое мгновение решает его судьбу и, для того чтобы выкрутиться, остались считаные секунды. Потом будет поздно. В это время моджахед ударил его ногой по коленям, и Владимир упал. А его обидчик, посмеиваясь, извлек из ножен огромный кинжал.

Гуламжонов молился, закрыв ладонями лицо.

Если бы лейтенант и рядовой знали, что все это время бойцы жердевской группы наблюдали за ними, им было бы легче. Тогда они могли бы на что-то надеяться. Они этого даже не подозревали. А те следили и выжидали удобный момент для нападения.

Они насторожились, как только заслышали первые выстрелы, и сразу повернули в ту сторону. Шли через густые заросли, не разбирая дороги, лишь бы быстрей. И в какой-то момент через оптический прицел Никита заметил, как два моджахеда приближаются к раненому Гуламжонову, а тот корчится от боли, зажимая руками бок. Стрелять с этой дистанции было бесполезно, слишком далеко. Лейтенанта не было видно. Неужели он убит?

Пограничники прибавили шагу. Матеря про себя разгильдяя Ратникова, Никита не знал, что тут лучше предпринять для спасения товарищей. Стрелять издали нельзя — моджахеды убьют пленников при первом же выстреле. То же будет, если пустить овчарку. Трое вооруженных людей с ней справятся. Оставалось подойти к тому месту как можно ближе, что они и делали.

Наконец моджахеды оказались в зоне досягаемости. Жердев опустился на одно колено и, подняв ствол «винтореза», прицелился. «Нельзя мазать, нельзя», — нервно шептал он. От волнения кровь стучала в висках. Нельзя мазать, нельзя спешить, нельзя опоздать.