Читаем Заставить замолчать. Тайна элитной школы, которую скрывали 30 лет полностью

Действительно, вполне заурядное дело. Изнасилование в частной школе в Новой Англии. (Частная школа, привилегированная жизнь, привилегированное изнасилование.) Рассказывать о том, что случилось, мне не интересно. Я помню. Всегда помнила.

Мне интересно рассказать об этом так, чтобы лишить это власти надо мной.

Мне нравится думать, что был момент, наверное, сразу после того, как мои кроссовки коснулись песчаного грунта под их окном и я стала свободной, когда я могла ухватить происшедшее за хвост и развернуть прямо перед собой так, чтобы увидеть все по-другому.

В возрасте чуть за двадцать я была у психотерапевта, которая предложила поговорить с ней об этом событии и «больше не возвращаться к рассказам о нем». Предположительно, в моем будущем от этого не должно быть никакого толку, иначе говоря, это изнасилование мне уже не понадобится. Она предлагала оставить прошлое позади. А я все еще вязла в поисках лекарства.

Немного о терминологии. На протяжении очень долгого времени я никак не могла найти правильное название случившегося. Я была чересчур потрясена, чтобы вспомнить слово насиловать, когда умоляла их не заниматься со мной сексом. Хотя избежать я хотела именно изнасилования в самом обычном понимании этого слова. Я воспитывалась в убеждении, что по любым меркам самое серьезное, что может натворить девочка, – это допустить в свое влагалище чей-то пенис. Не занималась же этим Пресвятая Дева Мария. Безусловно, я этого не допустила. Мне и в голову не приходило, что сделали эти двое.

Изнасилование казалось ужасным, и я думала – и хотела так думать, – что на самом деле со мной случилось не это. Я не понимала, что насилие совершили надо мной, а не только над какой-то частью моего тела. Я не понимала, что самоуважение и благополучие девочки не хранятся между ее ног подобно сокровищу, что их могут похитить другими способами. Этот вывод прекрасно совпадал с моим ощущением собственной телесности и особенно с безмолвной, пронизывающей до мозга костей внутренней потребностью забыть обо всем, то и дело дававшей о себе знать в те первые дни. Я даже не знала, как назвать случившееся.

В последующие годы я завидовала однозначности слова изнасилование. Скажи изнасилование, и тебя сразу поймут. Люди понимают цель физического контакта (коитус) и его характер (без обоюдного согласия). А вот у меня определения не было. Я не считала, что изнасилование подходит. И в любом случае я отказалась от этого термина в пользу других, посчитав важным оставить его тем, кто будет рассказывать о насилии над ними.

Через двадцать пять лет детектив из полицейского управления Конкорда прислала мне уголовное законодательство штата Нью-Гэмпшир, действовавшее в 1990 году. События того вечера подпадали под определения «преступное половое посягательство» (потому что мне не было шестнадцати) и «преступное половое посягательство при отягчающих обстоятельствах» (потому что меня удерживали в лежачем положении). Это внесло некоторую ясность, но только некоторую. Я несколько раз перечитала это законодательство. Слово изнасилование в нем никак не фигурировало. Как и во многих других штатах, в законах Нью-Гэмпшира присутствуют только степени тяжести посягательства – нисходящая спираль насилия. Это маркер развития юриспруденции, поскольку изначально термин «изнасилование» применялся только в случае коитуса и только с женщиной.

Впрочем, я продолжала его искать. Искать слово для самого плохого. Для того, что, в общем-то, не произошло в моем случае, но случись с другой девушкой, могло бы позвать на помощь, разбудить окружающий мир, призвать на выручку конницу. Став взрослой, я поняла, что изнасилование прекрасно справится с этим, но продолжала верить, что должно быть и что-то еще. По-прежнему.

«Посягательство» наводит на мысли о нарушении, не о насилии. Отсюда необходимое уточнение – «половое». Но половое посягательство сразу заставляет подумать о сексе, хотя, по меньшей мере для жертвы, в этом физическом контакте не было ничего от секса, зато явно присутствовали жестокость, доминирование и позор. И тогда слушатель неизбежно задается вопросом – если это было не изнасилование, то что же именно происходило? То есть, когда человек, каким бы добрым и небезразличным к тебе он ни был, слышит выражение «половое посягательство», он начинает гадать или старается не думать о том, какая часть тебя подверглась насилию и каким образом, что ты делала и как далеко это зашло (или ты зашла).

Итак, посягательство. А еще есть «физический контакт», «инцидент», «случай», «нападение», «происшествие», «ситуация», «тот вечер», «в той комнате». Малоизвестный факт о жертвах: по словам, которые ты используешь, спрашивая, что происходило, они понимают, веришь ты им или нет.

Жертва – совсем другое дело.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 улыбок Моны Лизы
12 улыбок Моны Лизы

12 эмоционально-терапевтических жизненных историй о любви, рассказанных разными женщинами чуткому стилисту. В каждой пронзительной новелле – неподражаемая героиня, которая идет на шоппинг с имиджмейкером, попутно делясь уникальной романтической эпопеей.В этом эффектном сборнике участливый читатель обязательно разглядит кусочки собственной жизни, с грустью или смехом вытянув из шкафов с воспоминаниями дорогие сердцу моменты. Пестрые рассказы – горькие, забавные, печальные, волшебные, необычные или такие знакомые – непременно вызовут тень легкой улыбки (подобно той, что озаряет таинственный облик Моны Лизы), погрузив в тернии своенравной памяти.Разбитое сердце, счастливое воссоединение, рухнувшая надежда, сбывшаяся мечта – блестящие и емкие истории на любой вкус и настроение.Комментарий Редакции: Душещипательные, пестрые, яркие, поистине цветные и удивительно неповторимые благодаря такой сложной гамме оттенков, эти ослепительные истории – не только повод согреться в сливовый зимний час, но и чуткий шанс разобраться в себе. Ведь каждая «‎улыбка» – ощутимая терапевтическая сессия, которая безвозмездно исцеляет, истинно увлекает и всецело вдохновляет.

Айгуль Малика

Карьера, кадры / Истории из жизни / Документальное