Застекленная деревня

Процедура оказалась быстрой. Орвилл Пэнгмен стал присяжным номер два. Мертон Избел — присяжным номер три. Берни Хэкетт прочитал собственное имя и был признан неподходящим. Матильда Скотт стала присяжным номер четыре — имена ее мужа и свекра не были упомянуты, — а Питер Берри — присяжным номер пять. На имя Хоузи Леммона никто не отозвался, и его вычеркнули из списка по указанию судьи.

Джонни с любопытством ожидал вызова Сэмюэла Шира. Священнику должны были задать те же вопросы, что и другим, и Эдамс так и сделал.

— У вас сформировалось мнение относительно виновности или невиновности подсудимого?

— Нет, — твердо ответил священник.

Джонни огляделся вокруг. Но никто из прихожан мистера Шира не казался возмущенным заявлением их пастора о своей непредубежденности. Они ожидали, что Сэмюэл Шир будет нести бремя христианского милосердия, как приличествует его духовному званию, но, очевидно, не считали возможным, что он проголосует за оправдание после предъявления доказательств. Иногда иметь дело с ограниченными умами не так уж плохо, с усмешкой подумал Джонни, это создает свои преимущества.

Мистер Шир стал присяжным номер шесть. Его не спрашивали, верит ли он в высшую меру наказания, а сам он не выступал с заявлениями на этот счет.

Элизабет Шир признали несоответствующей, так как она исполняла обязанности судебного стенографиста.

Ребекка Хемас, Милли Пэнгмен, Эмили Берри и Пру Пламмер были быстро избраны присяжными номер семь, восемь, девять и десять, после чего заняли места позади семерых мужчин на «скамье присяжных».

Было нелегко объяснить Кэлвину Уотерсу, что от него требуется. Заговорщикам удалось добиться упоминания и занесения в протокол, что городской мастер на все руки в детстве ударился головой, пользовался репутацией тугодума и умел читать и писать только самые простые слова. Хьюбу Хемасу было явно не по себе, но он не протестовал.

Кэлвин Уотерс был назначен присяжным номер одиннадцать и покорно занял пятое место во втором ряду членов жюри. Его безучастное лицо на миг приняло ошеломленное выражение.

— Продолжайте, мистер секретарь.

— Сара Избел.

Она оставалась единственной женщиной на местах для зрителей, перед ней возвышались фигуры Джонни, Ашера Пига и доктора Кушмена.

Услышав свое имя, Сара побледнела как смерть. Мертон Избел с трудом сдерживался. Его грубое лицо стало свирепым. Женщина вскочила со стула и быстро сказала:

— Я не могу участвовать ни в каком жюри. Мне нужно заботиться о дочери… — С этими словами она выбежала из комнаты. Когда дверь за ней захлопнулась, Мертон Избел сразу расслабился.

— Кандидат не может произвольно отказываться от членства в жюри, — заявил судья Шинн. — Пристав, верните Сару Избел в зал суда.

— Ваша честь. — Старый фермер поднялся. — Я не буду участвовать в жюри вместе с ней. Если вы вернете сюда эту дщерь Содома, я уйду.

В комнате стало очень тихо. Судья Шинн потер подбородок, словно столкнулся со сложной проблемой.

— Хорошо, мистер Избел, — сказал он наконец. — Я подчиняюсь необходимости. Нет смысла приобретать одного присяжного за счет другого. Учитывая вашу угрозу, Сара Избел исключается из числа кандидатов.

И все это, с восхищением подумал Джонни, занесено в блокнот Элизабет Шир. Подчинение необходимости! Угроза! Несомненно, это будет самый удивительный протокол во всей истории американского судопроизводства.

— Продолжайте, мистер секретарь, — велел судья.

— Не могу, ваша честь, — отозвался Берни Хэкетт. — Это все, кто у нас есть. За исключением мистера Джона Джейкоба Шинна, ставшего владельцем недвижимости только сегодня утром…

— Ах да, — произнес судья таким тоном, словно забыл об этом. — Я говорил, что сделаю специальное указание на этот счет, не так ли? Потому что, леди и джентльмены, если мы не сможем заручиться услугами мистера Шинна, то не получим требуемое законом жюри из двенадцати присяжных и, следовательно, не сможем судить обвиняемого в Шинн-Корнерс.

Присяжные с отвращением уставились на Джонни, перешептываясь друг с другом. Жестокая дилемма — либо участие постороннего в столь важном деревенском деле, либо никакого суда.

Судья Шинн молча ждал.

Наконец головы присяжных повернулись к Хьюберту Хемасу, который что-то с раздражением пробормотал, после чего остальные удрученно кивнули.

— Итак, — быстро заговорил судья, — хотя мистер Джон Шинн среди нас настолько недавно, что еще не фигурирует в списке избирателей, из которого должны отбираться присяжные, я санкционирую его участие в жюри, если он соответствует прочим требованиям.

Это, думал Джонни, поднимаясь на место присяжного, исподтишка подталкиваемый карандашом Аша Пига, самое нелепое постановление, когда-либо звучавшее с судейского кресла. О каких «прочих требованиях» может идти речь?