Но эти болота, скажем так, вполне приличные и, к ним я не испытывал абсолютно никаких чувств – ни ненависти, ни любви. Чем они хуже, или лучше того же леса, или реки? Ну, только тем, что нет в них романтики лесов, обаяния озер, прелести рек. Чахлые деревья, за которые лучше не браться руками, кочки, покрытые мхом, чавкающая под ногами земля, черная от торфа и зыбкая почва. Умом понимаешь, что трясины здесь нет, но все равно как–то не по себе. Вспоминаешь собаку Баскервилей и мумию викинга, пролежавшего в торфянике тысячу лет. Неприятно, не скрою. Но никогда раньше не возникало чувства отторжения. Зато сейчас его было сколько угодно.
Чтобы попасть в это место, пришлось потерять еще два дня. Вначале, ждали генерала, решившего лично возглавить поиски. Я бы немного поворчал – пока мы лазали по леса, Его Превосходительство был занят, а как почуял результат – вот он, пожалуйста, собственной персоной. Но на самом–то деле я был рад появлению генерала. Все–таки, он организовал нам военный катер, да и само присутствие опытного человека успокаивало. Ну, что поделать – не люблю я быть начальником!
И вот, пройдя через горловину Белого озера, где она сужается, становясь Волго–Балтийским каналом, мы высадились на берег и пошли.
Прямо по болоту пролегала узкоколейная железная дорога, уходящая куда–то за мрачноватый горизонт или прямо в топи. Пропитанные мазутом шпалы забиты зеленоватым мхом, рельсы почти съела ржавчина. Кажется, странно что до сих пор не нашлись «добрые люди» и не сдали несколько тонн железа в металлолом. Но где тут найти людей, если добраться до этих мест можно только водой?
Полуразвалившиеся бараки, бетонный забор, превратившийся в руины, колючая проволока, торчащая из самых неподходящих мест… Когда–то – впрочем, не так и давно, в этом месте был лагерь для заключенных. Не знаю, как он официально именовался, под каким номером числился в системе исполнения наказаний, но как в местном обиходе его именовали Курдюг. («Курдюг, а не Курдюк! – уточнил Петрович на прощание. – Пишется через «г», а то ты опять перепутаешь!») Зеки трудились, валили лес, выполняли и перевыполняли план, за что получали Условно–досрочное освобождение, а вокруг колонии стояли обычные дома, хоть и барачного типа. Наверное, колонию можно было назвать «градообразующим» предприятием, но она давала жизнь и работу сотням людей. И зеки, после освобождения часто не уезжали куда–то, а пускали корни. Обзаводились семьями, работали на все той же вырубке леса, только в ином качестве. Потом грянула Перестройка, распад Союза… Кажется, преступников меньше не стало, но количество лагерей изрядно сократилось. Не знаю – хорошо это, или плохо, судить сложно, но факт остается фактом – то, что создавалось ценой невероятных усилий и человеческих жертв, было брошено. А то, что оставляет человек, очень быстро возвращается к своему первобытному состоянию. Опять–таки, не берусь судить – хорошо это или плохо, но надо думать, что потомки Гильгамеша и иных героев Ура и Урука, создававших Великую Цивилизацию Междуречья, с тоской наблюдали, как воды Тигра и Евфрата размывают создававшиеся веками каналы и насыпи, а болото съедает дома, подтачивает зиккураты, превращая все созданное людьми в глиняную первооснову.
Вот и теперь – я с грустью смотрел на болото, не сразу заметив, что внутри его наличествует почти идеальный круг, заполненный черной водой.
[1] Узнал. Оказывается, носить пришлось дважды. Первый раз – когда проходил срочную службу, второй – когда призвали на два года как офицера запаса.
[2] На всякий случай – лывами в Вологодской области называют не очень толстый слой почвы, образовывающийся поверх небольших водоемов – уже не озер, но еще и не болот. Обычно, из таких озер и появляются болота.
[3] В те годы писалось именно так – Усть-Кубинский район.
Глава 14
На глубине и в узилище
– Вы, товарищ майор, главное не паникуйте и не дергайтесь. Ежели что, мы вас вытянем, – утешали меня профессионалы, недоумевавшие – на фига, высокому чину, вроде меня, рисковать своей шкурой? – Но учтите, каждые десять метров воды – это одна атмосфера!
– В смысле? – не понял я.
– В том смысле, что уши будет закладывать, – любезно пояснил мне старшина–контрактник, имевший столько погружений под воду, что он и сам не помнил. – После пятидесяти метров кровь из ушей может пойти.
– А… – протянул я.
– Ну, может и не пойдет, – утешил старшина. – Порог чувствительности у каждого свой. Повторю на всякий случай – не паниковать! Помните – следует просто спускаться и наслаждаться.
– Наслаждаться?!
– Невесомостью наслаждаться, – вздохнул контрактник с непонятной мне завистью.
Неужели кто–то может наслаждаться погружением в бездну? Ну да, кто–то и без парашюта с горы прыгает, на мотоцикле через автобусы скачет. Задумавшись, принял на плечи тяжеленную хреновину, называющуюся манишкой и прослушал вопрос начальника.
– Майор Кустов, вы меня слышите?! – повысил генерал голос, не то, пытаясь привлечь внимание, не то, маскируя собственную растерянность.