Застенчивость

Джей Джей был милым живым ребёнком, когда поступил во II класс. Он происходил из бедной семьи и плохо говорил по-английски. Когда он учился в I классе, то попал в слабую группу. В нашей школе в ту пору детей делили на слабых, средних и сильных, к моему великому огорчению. Я пыталась доказать руководству, что это положение надо менять. Но кончилось тем, что слабая группа была поручена именно мне. У меня были большие планы относительно того, как повысить самооценку детей и сделать их хорошими учениками. Однако детям скоро открылось, что они отнесены к разряду слабых и почти нет надежды что-либо в этом изменить.

Джей Джей постоянно был объектом насмешек из-за того, что он в слабой группе. Но он все равно трудился усердно. Шли годы, а он продолжал оставаться среди слабых. Действительно, если однажды на тебя навесили такой ярлык, трудно потом чего-то добиться.

Джей Джей был отличным спортсменом. Это шло ему на пользу до той поры, как его сверстники стали быстро расти, а он так и оставался низкорослым. В средней школе спортивные занятия превратились в настоящие соревнования, и команды были укомплектованы крупными ребятами. Мальчики невысокого роста, и среди них Джей Джей, для «настоящего» спорта не годились.

Сейчас Джей Джей в VIII классе. Он все более преуспевает в подростковых играх в бандитов, в школьном туалете его можно застать за игрой на деньги, и не исключено, что кончит он плохо — тюрьмой.

«Будь Джей Джей более способным, самоутверждение не было бы для него такой проблемой!» Сказать так — значит совершить ошибку, поскольку даже для многих одарённых учащихся интеллект как мера их достоинства с каждым учебным годом обесценивается. Пусть в 1 классе ты преуспел, но наступает время поступать в старшие классы, затем в колледж, в высшую школу, на работу и т. д. На каждой ступени продвигаются вперёд наилучшие, но и из них половина впоследствии отсеется, не попав во все сужающийся круг «элиты». Когда достоинство человека определяется в его сравнении с другими, а ставки всё растут, невольно начинаешь опасаться, что вдруг выяснится твоя несостоятельность.

Помню, в школе № 25 г. Нью-Йорка, где классным руководителем в нашем VI классе была миссис Гэйни, каждая пятница превращалась в день подведения итогов. Утром нам давались задания, в обед она их проверяла (интересно: когда же она обедала?). После перемены мы забирали свои пожитки со «старых» мест и выстраивались по периметру классной комнаты. Мы ждали, для кого ударит набат, а для кого — литавры. По сумме полученных нами оценок каждому ученику присваивался номер от первого до тридцатого, и соответственно мы рассаживались на новые места. Лучшие размещались на первом ряду слева направо. Среди этих вундеркиндов всегда царило напряжение: сохранят ли они свои вожделенные места, не придётся ли передвинуться подальше от места номер один в ряду номер один. Это была также проблема соревнования полов: обгонят мальчишки на этот раз Джоанн или же девчонки сохранят своё первенство?

После того как первые десять имён были оглашены и лучшие места заняты, напряжение несколько спадало и начиналось размещение середнячков. Когда миссис Гэйни добиралась до последней десятки, двадцать пар глаз впивалась в этих ребят, продолжавших нервничать стоя. После каждого имени оглашались оценки. По мере того как они становились все хуже, ухмылки сменялись хохотом. Иногда приходилось даже прикусить язык, чтобы не рассмеяться над этими несчастными, которые корчились в агонии. И напрасно учительница напоминала, что смеяться не стоит: на этом месте может оказаться каждый. Как обычно, замыкал список Бэби Гонсалес. Думаю, он это делал нарочно, чтобы подтвердить свой статус словами учительницы. «И последний на этой неделе, как и прежде, мистер Гонсалес». Никто не смеялся над ним, даже не смотрел в его сторону: Бэби был самым здоровенным в классе и, случалось, бывал «несдержан».

Я могу понять чувства Бэби Гонсалеса. Однако до недавнего времени я сам выступал в роли надсмотрщика над своими студентами. Я был частью той системы, которая принуждает студентов к публичному отчёту, а не к дискуссии. Я невольно поощрял соревнования ради оценок, а не учение ради мастерства. Но я изменился после того, как «тюремный» эксперимент заставил меня осознать свою роль надзирателя, а исследования застенчивости вынудили задуматься, что же должны чувствовать мои узники-студенты.

Основываясь на данных наблюдений за школьниками и экспериментов с участием студентов колледжей, а также на опыте работы нашей клиники застенчивости, мы можем сделать следующие выводы относительно застенчивых учащихся.

Они уклоняются от того, чтобы первыми начать разговор, затеять какое-то дело, высказать новую идею, задать вопрос или добровольно предложить свои услуги.

Они избегают сложных неоднозначных ситуаций.

Как и ожидалось, застенчивые ученики, общаясь с товарищами, говорят меньше, чем те, кто не застенчив. Они допускают больше пауз и реже перебивают собеседника, чем незастенчивые.