Уже десять тридцать. Виго беспокойно поеживался. Он свернул с шоссе, машина поползла по старой проселочной дороге, тянувшейся по берегу озера.
Он вышел из машины и направился к дому. Тале и ее дочка сидели в шезлонгах на лужайке. Тале поднялась и пошла ему навстречу. Ее освещенное солнцем лицо расплылось в улыбке.
— Все как прежде, — пробормотал он, оглядываясь по сторонам и пытаясь не встречаться взглядом с сестрой.
— Ты хорошо выглядишь, — заметила она.
— Никак ты ослепла, — возразил он и посмотрел на ее ноги.
На ней были те же самые сапожки, что и тогда, когда он видел ее в последний раз. Он запомнил их. Точно такие же, как у его фотомодели. Он подумал, не сказать ли ей об этом, но тут же вспомнил, какая она странная и замкнутая.
— Поздоровайся со своим дядей, Пиа! — хрипло крикнула Тале.
Племянница прищурилась и помахала ему:
— Привет!
Ей исполнилось шестнадцать. Белобрысая, коротко стриженная, на расстоянии она казалась высокомерной. Но когда он подошел и обнял ее, выражение глаз девушки смягчилось.
Он взял с собой камеру и за время выходных сделал все снимки, какие ему хотелось сделать в детстве. Покатую лужайку. Дорожку за домом. Вид из спальни на втором этаже. Намытые до блеска полы. Консервные банки, выстроенные рядами на полках в погребе. Веревки для сушки белья. Флагшток.
Тале и Виго совершили турпоездку в беспечное царство милой болтовни. Каждой фразой они, казалось, отрекались от прошлого и, по сути дела, показывали, какие они разные. Они никогда не сидели и не беседовали по душам так долго. Каждый мелкий эпизод они разыгрывали, как спектакль. И волнующим в этом спектакле было то, что они пытались не вспоминать, что не звонили друг другу целых десять лет. Пиа сидела в шезлонге и листала журналы. Они позавтракали втроем. Потом ныряли с пристани. Бродили по берегу. Тале сказала, что отлично провела время. А Виго думал, что спокойная дачная жизнь расслабляет. Но он наслаждался этим беспечным состоянием. Ему казалось, будто узлы его мускулов растворились, а в голове поселились покой и прохлада. В первую ночь он спал в своей детской комнате целых пять часов. А на следующее утро был в прекрасном настроении. Он рассказывал забавные истории из полицейской жизни, заставляя женщин корчиться от смеха.
В субботу утром, стоя на лужайке, он смотрел, как туман ползет к берегу. Но снимать ему сейчас не хотелось. Он вернулся в дом. Тале и Пиа сидели на веранде и листали журналы. На даче у Тале не было ни экранов, ни шлемов. Только журналы и книги. Никаких электронных развлечений, нарушающих очарование лета на природе. Это был закон, установленный Тале. Он крикнул им:
— Я поеду в магазин, куплю к ужину бутылку вина!
Тале помахала ему и улыбнулась из-под соломенной шляпы.
Он направился к парковке, как вдруг услышал за спиной шаги. Обернулся и увидел, что его догоняет улыбающаяся племянница.
— Можно, я с тобой?
По дороге в магазин Пиа рассказывала ему про свою подругу, которая делает прекрасные снимки. За эти дни она не перемолвилась с ним ни словом, а тут принялась болтать без умолку про свою подругу. Виго ехал слишком быстро. Он не вникал в то, что она говорила, просто вслушивался в ее голос. Машина накренилась на повороте, и он понял, что гонит слишком сильно. Она посмотрела на него, и он спросил, почему она раньше все время молчала. Но племянница только пожала плечами. Он сбавил скорость и взглянул на ее хрупкие руки, лежащие на коленях. Она болтала о школе, о подругах, о фильме, который видела недавно. Она собиралась поступить в школу фотомоделей и стать самой знаменитой моделью мира. Она кокетничала и запрокидывала голову. Шея у нее была длиннее, чем ему казалось вначале. Тоже худенькая. Он решил думать о чем-нибудь другом.
— Ну и каково работать в полиции? — вдруг спросила она.
— Не очень-то хорошо! — вырвалось у него.
— Тебе не нравится?
Он попытался сделать беспечный вид.
— Когда-то нравилось.
— И перестало?
Заботливый тон ее голоса заставил его съежиться на сиденье. Он не привык к сочувствию.
— Я собираюсь уходить из полиции.
— И что ты станешь делать? — лукаво спросила она.
— Пока еще не знаю. Может, буду фотографировать.
На несколько мгновений воцарилось молчание, он то и дело поглядывал на девушку, и чем дольше он смотрел, тем больше ему хотелось снимать ее. Или разорвать на куски. На обратном пути из супермаркета он спросил, не хочет ли она, чтобы он сфотографировал ее в саду ну, скажем, где-нибудь после полудня. Племянница засмеялась.
— Почему ты смеешься?
— Да просто так.
— Так хочешь, я сниму тебя?
Она подняла плечи, покривлялась. Он подумал, что это ей идет.
— Снимай, если охота.
Пиа сидела, опираясь спиной о камень, и читала. Виго фотографировал ее, лежа на траве. На ней были синие хлопчатобумажные брюки и желтая блузка. Виго так заинтересовало ее лицо, что он истратил две пленки.