Застолья со звездами

По здешнему обычаю, разговор начинали только после второго стакана вина. Дедушку Сандро интересовало все, о чем говорили мы с Анатолием Наумычем. Он был туговат на одно ухо, но старался не пропустить ни одного слова. Этот своеобразный «семинар» продолжался примерно час, что будет в финале, я уже знал. Прощаясь, дедушка Сандро произносил одну и ту же фразу: «Мандарины надо?» И сам отвечает: «Надо. Сами будете снимать? Один рубль килограмм. А снятые, 1 рубль 40 копеек килограмм». И закрывая за нами калитку, неизменно добавлял: «На будущий год все дешевле станет. Приезжайте!»

* * *

Прошло еще около года. И в Пицунде, в золотые осенние дни мы встретились, как бывало. Беседам нашим, казалось, не будет конца. Анатолий Наумович, словно предчувствуя долгую разлуку с друзьями, спешил передать свой опыт, свои советы. Словно знал: на абхазской земле мы больше не встретимся.

А через год с небольшим началась война между Грузией и Абхазией, наш великолепный дом творчества, где было создано столько прекрасных произведений, местные власти превратили в полевой госпиталь. На берегу, где мы гуляли с Анатолием Наумовичем, валялись трупы убитых. Один из смельчаков, побывавших там позже, рассказал, что все двенадцать этажей бывшей собственности Союза писателей СССР полуразрушены, выбиты окна, переломаны двери, разбиты холлы. Да и что хорошего можно ждать от войны, тем более от войны никому из простых людей не нужной.

Последний раз мы случайно встретились с Рыбаковым в поликлинике Союза писателей возле метро «Аэропорт». В ожидании врача присели. Вспомнили, как в те годы по-хорошему завидовали жителям Абхазии: чудо-климат, круглый год — фрукты, вино, веселые люди — отдыхающие, красивые женщины. «Как легко обратить радость в горе», — заметил тогда Анатолий Наумович…

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК С МАЛЕНЬКОГО ОСТРОВА (ВЛАДИМИР САНГИ)

Россия, остров Сахалин

Однажды я получил бандероль из Москвы. Вскрыл ее. Первым делом увидел красочную открытку с видами севера, на рогах крупного оленя красными буквами было написано: «Приглашаю». Здесь же была довольно толстая книга избранных сочинений В. Санги. И на первой странице дарственная надпись: «Дорогому другу Толе Баюканскому. Эту книгу я посвятил своему сыну Позвейну».

Еще на первом этаже я услышал характерные звуки шаманского барабана и удары бубна. Дежурный милиционер подмигнул мне: «Гуляют ребятишки».

Едва вошел в распахнутую настежь дверь, как меня закружил, ослепил север, наш Крайний Север. Разноцветье национальных костюмов, крики чаек, хохот. Такого праздника я больше никогда в жизни не видел. В большой комнате были накрыты столы — северное разносолье: миски красной икры, горы рыбы — кеты, палтуса, чавычи, моченая брусника с бамбуком, бутылки самой замысловатой формы. Гости почти все были в сборе. Слышалась негромкая разноязыкая речь. Там, в прихожей, встречали гостей, а тут ждали появления виновника торжества. Он появился в звериной шкуре, в накинутом поверх малахае, на ногах — оленьи торбаза, в руках остро заточенное копье. На груди связка медвежьих шаманских зубов.

Вопль восторга прокатился по залу. Сплясав ритуальный танец с выкриками: «Это птенчик, это птенчик крыльями затрепетал», — Владимир скинул малахай, счастливо засмеялся, и праздник начался.

Я заметил, что за столами не было ни одного московского писателя, ни одного члена правления, ни одного сотрудника Совета Министров. Из «европейцев» он пригласил всего трех — своего шофера, хозяйку парижского издательства и вашего покорного слугу. Остальные тридцать пять человек были северяне, специально прилетевшие и приехавшие на его пятидесятилетие из самых немыслимо далеких окраин России. Рядом со мной был подарочный стол.

О, Господи! Каких драгоценных подарков на нем только не было — серебряные блюда, национальные костюмы, золотые кубки.

Изобретательный юбиляр построил торжество так, что больше говорил о каждом из гостей, чем о себе. Давал как бы самую лестную характеристику человеку, потом предоставлял слово для приветствия. Представляя меня, Владимир сказал коротко и емко:

— Толя Баюканский — очень хороший человек, однако, милый моему сердцу. Первый мой наставник, учитель, первый настоящий журналист и писатель, каковым он останется навсегда в моем сердце…

«ПОМНИШЬ, МАМА МОЯ, КАК ДЕВЧОНКУ ЧУЖУЮ…»(НИКОЛАЙ ДОРИЗО)

Абхазия, Пицунда

Жареные черноморские бычки были великолепны. Вино «Букет Абхазии» — тем более. Друзья-грузины натащили всякой зелени, все это вывалили на прибрежной гальке реки Бзыбь. Хозяин, он же наш тамада — Гиви, водитель Дома творчества, раздал нам удочки и предложил потаскать из горной реки форель, которая посверкивала между камнями мелководной реки. Примерно час мы провели в нетерпеливом ожидании, «когда клюнет», но абхазская форель знать нас не желала.