— Животные? — переспросил меня представитель загадочного Роя. — Конечно, они тут есть. Передвигаться по пустыне пешком слишком опасно. Да и груза мы на себе много не унесём. Там ведь ничего нет — ни еды, ни воды. Когда меня изгнали, я несколько дней бродил голодный, пока меня не спасли охотники на рабов.
— А ты точно уверен на счёт спасения?
— Я бы всё равно там умер, — грустно прострекотал гуманоид. — Здесь не так уж и плохо. Кормят, защищают…
— И заставляют плавать наперегонки с водными хищниками, — добавил я. — Многие твои коллеги так и не вернулись из сегодняшнего заплыва.
— Знаю. Ты сейчас сидишь не месте одного из них. Но они сами виноваты — работали слишком плохо, не слушались команд.
— Вот прямо все до единого?
— Наверное.
Даже в насквозь нечеловеческом голосе чувствовалась неуверенность. А вот я почти не сомневался в том, что для добычи мидий выбирали наименее ценных с точки зрения рабовладельцев. Больных, строптивых и слишком умных. Как бы мне самому в следующую продразвёрстку не загреметь…
— Так, а за что тебя изгнали из твоего улья?
— Не удержался… Съел часть урожая.
— Хм, насколько большую часть? — я скептически посмотрел на его впалый живот.
— Дело не в этом, просто он не предназначается рабочим. Таким, как я. Его употребляют только воины или принцы-трутни. Но он так вкусно пах…
— А, так ты у нас сладкоежка! Получается, в улье кастовая система, по типу пчёл и муравьёв?
Увы, но подобного термина гуманоид не знал, как и названия земных насекомых. Последних даже сам переводчик отказался конвертировать в местный диалект.
— Ладно, кто там самый главный?
— Королева, — моментально ответил любитель запрещённых продуктов.
— Так тебя она выгнала?
— Нет, ты что! Королева всего одна, а ульев — много.
— Получается, у вас трутни всем руководят, — окончательно определился я с устройством пирамиды власти. — Но раз ты у нас изгой, тебе положено имя.
— Наверное…
— Не определился ещё?
— Мне тяжело. Если выберу чужое имя, кто-то может обидеться. А других я не знаю. Может, Песок или Камень?
— Что за вздор! — отсёк я робкие предложения. — Предоставь это мне. Так-так… Сладкоежка по-вашему — это два слова, не совсем подходит. Если ты у нас каким-то образом относишься к насекомым, то как на счёт Кукарача? У нас так одного весёлого таракана звали.
— Красиво, но дли-и-ино, — протянул невольник. — Не запомнишь. Лучше буду просто «Ку-у». Да, мне нравится, спасибо!
Переводчик немедленно опознал этот огрызок имени, как «столб». И только опасения разбить себе нос браслетом не позволили мне исполнить фейспалм. А потом над приплюснутой головой гуманоида зажглись яркие символы дополненной реальности. Отныне мой напарник перестал быть безымянным.
— Вы это видите?! — обратился я к нашим соседям.
— Хех, походящее имечко, — хмыкнул один из невольников. — Как раз для тупого жука!
Мужики заливисто рассмеялись, но надзиратель резко прервал веселье и приказал снова подналечь. Минут пять мы все надрывались, хрен знает, ради чего, пока нам было позволено вернуться в прежний темп. Можно сказать, энергосберегающий, но мне с непривычки двигаться было очень тяжело. Спасибо напарнику, взвалившему на себя большую часть нагрузки. Хоть он и смотрелся худым сморчком, силы в нём было гораздо больше, чем у любого другого невольника.
Когда появилась возможность чуть перевести дух, я немедленно вернулся к изысканиям. Что-то мне подсказывало — чем быстрее разберусь с местными заморочками, тем проще мне будет выжить.
— Как ты это сделал? — я указал глазами на появившуюся надпись.
— Имя? Выбрал его.
— Где?
— Внутри себя. Как обычно.
Большего мне добиться не удалось. И даже остальные люди, к кому я приставал с тем же вопросом, лишь пожимали плечами. Мол, само как-то получается. Ты что, дурак?
Видимо, да. По всему выходило, что работа с вшитой через чёрную жидкость операционной системой происходила у аборигенов на интуитивном уровне. Как дыхание, к примеру. Никто ведь не задумывается, как ему дышать. Кроме рыбы, внезапно выброшенной на берег…
Но я ведь не тупой, и знаю куда больше их всех, вместе взятых. Так что пришлось действительно сосредоточиться на самом себе. А именно, на пресловутых шкалах, что иногда рябили на краю зрения. Поначалу мне удалось лишь добиться нового приступа мигрени, но тут на помощь моему измученному организму пришли женщины-рабыни, притащившие дневную пайку под чутким взором надзирателей. Кормёжка здесь по словам моего крестника случалась всего дважды в сутки, так что это мероприятие ни в коем случае не стоило пропускать.
Меню на рабской галере ожидаемо оказалось скудноватым. Неглубокая миска непонятного густого варева, напоминающего старые помои, и кусок зачерствевшей лепёшки. Ей можно было воспользоваться в качестве простенького столового прибора или же забить поглубже торчавшие из лавки гвозди. Большинство невольников предпочли третий вариант, трапезничая прямо голыми руками, а лепёшкой стачивали зубную эмаль.