Застрявший в Великой Пустыне

Меню на рабской галере ожидаемо оказалось скудноватым. Неглубокая миска непонятного густого варева, напоминающего старые помои, и кусок зачерствевшей лепёшки. Ей можно было воспользоваться в качестве простенького столового прибора или же забить поглубже торчавшие из лавки гвозди. Большинство невольников предпочли третий вариант, трапезничая прямо голыми руками, а лепёшкой стачивали зубную эмаль.

Никогда прежде я не запихивал в себя еду с таким трудом. Вокруг стояло мерзкое чавканье, а нос приходилось плотно зажимать пальцами, чтобы ненароком не вдохнуть чудесные ароматы местной кулинарии. Иначе бы точно впустую перевёл все продукты.

Зато у насекомоподобного Ку не возникло ни малейших проблем с аппетитом. Он с удовольствием заточил свою порцию и добил ещё ту часть, которую я не смог осилить. Дело в том, что посреди волокон явно растительного происхождения, напоминавших какие-то овощи, мне попалось несколько знакомых кусков моллюска. И вот они, родненькие, меня едва не подкосили. Хорошо, что вместе с едой нас ещё и поили из глиняных стаканов. Местная вода оказалась на вкус куда лучше той, что мы добывали с помощью выпаривания, и свою порцию я вылил в себя моментально, с огромным трудом подавив рвотные порывы.

Как минимум лишнюю звезду за сервис местные рабовладельцы точно заслужили. Хотя отвращение к еде возникло только у одного меня. Маша так нигде и не показалась, но с другой стороны – женщины за вёслами не сидели. Они раздавали еду и собирали обратно вылизанную до блеска посуду. Наверняка это не вся их работа на борту.

Послеобеденного перерыва нам не полагалось, так что пришлось снова приниматься за синхронную греблю. Зато теперь, после приёма долгожданной пищи, голова почти не болела, а «дополнительные индикаторы», как я их сам назвал, постепенно становились всё отчётливей.

Это одновременно и пугало, и вызывало жгучий интерес. Но вскоре выяснилось, что мои самые главные опасения, связанные с тем, что они будут перекрывать мне обзор постоянно, не оправдались. Шкалы и пиктограммы в «неактивном» состоянии уезжали к самой периферии, почти не сужая поле зрения. Ресничка, попавшая в глаз, и то больше мешает. Зато стоило на них мысленно сосредоточиться, как они выдвигались вперёд. И тут уж лучше в этот момент стоять на месте, чтобы не влететь куда-нибудь сослепу.

Я несколько раз прогонял их с глаз долой и возвращал обратно, пока окончательно не приноровился. Удобно, ничего не скажешь. Теперь у меня есть своя собственная приборная панель, во как…

Сами шкалы и пиктограммы были снабжены пояснялками, рассчитанными на не слишком одарённых интеллектом людей. И опять всё – с русской локализацией. Похоже, что взятой прямиком из моей головы. В этом у меня оставалось всё меньше сомнений. Наверняка у того же Серёжи Белкина из нашей компашки, который на родном-то языке говорил с заметным акцентом, базовым стал бы привычный «инглиш». Потому что именно на нём он и думал, в чём не раз сам признавался. То же самое касается и представителей кавказских диаспор – пусть почти все родились и выросли в столице, семейные традиции они не забывали.

Как именно эта информация считалась – другой вопрос, на который мне здесь вряд ли кто-то ответит. Сейчас же следовало заняться более прикладными вещами. Например, что с этим добром делать?

Почти все индикаторы так или иначе отражали текущее состояние моего организма. Будто пресловутое приложение-диагност для спортсменов, только более продвинутое. Самая большая и детализированная шкала показывала уровень крови по аналогии с датчиком топлива, её младшие сёстры – состояние конечностей и прочих частей тела. Естественно, не в хитпоинтах, как в каких-нибудь игрушках, а в процентах. К моему великому облегчению все показатели оказались выше девяноста пяти. Я был здоров, хоть и сильно истощён, о чём свидетельствовала последняя шкала – «Сытости». Она была заполнена лишь на четверть. Не счётчик калорий, конечно, но сойдёт.

Так же в наличии имелось немного текстовых надписей, сообщавших примерно то же самое, что и после активации. Только на этот раз уточнялось, что я – раб фракции «Пустынные охотники». Это сразу же напомнило мне слова главаря о запланированном путешествии, после которого все выжившие пленники якобы обретут свободу. Очень спорное заявление, но сейчас меня куда больше беспокоило пустующее поле в графе «Имя».

Оказывается, я тоже был безымянным. Специально поинтересовался по этому поводу у соседей, чем окончательно их достал.

Как туда вписать собственные данные, я не имел ни малейшего понятия. Надписи проецировались поверх изображения с глаз, и как-то повлиять на них было нельзя. Движения рук они напрочь игнорировали, клавиатура для ввода тоже отсутствовала. Хотя… У меня ведь получалось как-то выдавать текст для переводчика без всякой печати. Просто голосовым набором. Так может и здесь получится?

Сосредоточившись на пустом поле, я тихонько проговорил:

– Алекс.

И ничего. Следующая попытка была уже погромче:

– Алекс, Алекс! Алекс Рюмин!