Застывшая тень

— Вам нравятся эти шары в один шиллинг со снежной бурей, сэр? — продолжал приказчик, по-видимому, обращаясь ко мне. — Они у нас идут сейчас в большом количестве. Очень подходящий подарок для ребенка, сэр, и только по шиллингу штука в этом размере, хотя у нас имеются и более крупные.

Я купил шар, который я держал, — но я не подарил его крестнику. Я предпочел сохранить его для себя.

Конечно, мое приключение, может быть, только сон наяву.

Один друг, натуралист, которому я рассказал это происшествие, утверждает, что это обыкновенный случай самогипноза, вызванный продолжительным рассматриванием стеклянного шара.

Но я не знаю. Я не могу не думать, что за этим скрывается нечто большее.

Я все еще временами смотрю в шар, когда я бываю один по вечерам. Но, хотя я иногда снова оказывался в снежной метели, мне не удалось пока ни разу попасть в замок.

Быть может, это к лучшему; ибо, хотя я не отказался бы увидеть снова принцессу, но она, по всей вероятности, благодаря мне уже давно покинула это место, — а я не могу сказать, чтобы мне очень хотелось встретиться с волшебником.

Жермен Клюз ЗАСТЫВШАЯ ТЕНЬ

Юров, приезжий комиссар, объявил заседание ревтрибунала закрытым. Красноармейцы-монголы увели оторопевшего подсудимого, подгоняя его ударами прикладов в спину. Население поселка, хранившее во время публичного разбирательства дела угрюмое молчание, так же молча стало расходиться; на лицах сартов-крестьян было написано недоумение, испуг и еще что-то, чего Юров определить не мог, но от чего его глаза наливались кровью и злобой.

— Кулачье! Азиатские морды! Я им покажу настоящую линию! — бормотал он про себя, направляясь к дому старосты.

Старый сарт, с хитрым лицом цвета обожженного кирпича, потчевал гостя холодным чаем, смешанным с водкой. Юров жадно выпил чашку терпкой жидкости, вытер рот рукой и сказал:

— Мы приговорили Бачая к смертной казни.

Староста уставился в земляной пол избы и ничего не ответил. Однако, в его беглом взоре Юрову почудился тот же самый неуловимый оттенок тайного страха, который он приметил уже на лицах крестьян во время заседания суда. С перекошенным от злобы лицом комиссар стукнул кулаком по столу и заорал:

— Твоего мнения не спрашивают! Советская власть не потерпит, чтобы кулаки и вредители убивали сознательных граждан! Бачай будет расстрелян завтра.

Староста, не отозвавшийся на эту дикую вспышку ни единым движением, сказал, по-прежнему не подымая глаз:

— Бачай невиновен. В него никто не станет стрелять.

Юров посмотрел на старого сарта с презрительной жалостью:

— Со мной здесь два красноармейца. Двух пуль для бандита достаточно!

Староста упрямо повторил:

— Бачай невиновен.

Тогда Юров возразил уже более спокойно:

— Неужели ты, умный старик, веришь серьезно в эту сказку? Бачай рассказывал на суде, что он ходил по полю с Юзефом, что они оба остановились под деревом, чтобы передохнуть от жары, и что Юзеф, как бы в припадке внезапного помешательства, побежал к краю обрыва и сбросился вниз… Гораздо проще предположить, что Бачай, закоренелый враг советской власти, столкнул в пропасть Юзефа, первого жителя деревни, записавшегося в коммунистическую партию. Мы будем выжигать огнем подобные вредные элементы.

Староста помолчал и произнес тем же невозмутимым голосом:

— Юзеф не сошел с ума. Он увидал свою неподвижную тень и понял, что смерть его близка. Он исполнил волю богов.

— Поповские предрассудки! Будем вырывать с корнем! — заорал комиссар. — Что это еще за история с неподвижной тенью? Какие попы вам это рассказали?..

Теперь уже староста поглядел на комиссара с сожалением:

— Это известно не только нашим муллам, но и каждому ребенку. В тот момент, когда сарт видит свою тень на земле застывшей, не повторяющей его движений — он знает, что дни его сочтены. Юзеф это увидал и понял, что смерть его близка. Бачай говорил правду.

— Бачай будет расстрелян завтра, — ответил Юров, направляясь к двери. — А тебе, старик, советую бросить эти сказки. Распространение суеверий — вода на мельницу врагов советской власти. Попадешь в ревтрибунал — не пощажу! Заруби себе это на носу.

* * *

Великолепно и торжественно апрельское утро в Туркестане — в степной полосе его, расположенной к юго-западу от Аральского моря. В прозрачном, как горный хрусталь, воздухе купаются со звонким пением жаворонки, и свежий ветер колышет высокую стену ковыля; чудится, будто могучая степь дышит полной грудью…