Застывшая тень

Но этого нечего было бояться. Те двое всецело были поглощены своими маневрами. Может быть, мне удастся исправить то, что я испортил? И вот я стал шарить своим бруском, стараясь пристроить его на старое место. Но эта полоса, которая проходила через помещение мотора, оторвалась у самого руля и было безумием пытаться пристроить ее на место, не видя и не зная, как управляют этим рулем.

А между тем, я именно над этим бился.

Вдруг я разозлился. Я ткнул бруском назад и слегка вверх со всей силы… Что-то, встреченное на пути, поддалось с чуть-чуть большим напряжением, чем картонная перегородка; брусок пробил что-то насквозь. Я почувствовал, как он застрял в пробитом им отверстии, и резким движением вытащил его обратно. Раздался очень определенный свист, резко отличавшийся по звуку от свиста воздуха за аппаратом. Этель прислушалась. Перепуганный до смерти, заметив, что к бруску пристало что-то гибкое и обволакивающее, я хотел освободить брусок от этой подозрительной вещи… Сестра и Джим, обернувшись ко мне, увидели, как я обеими руками махал бруском. Они бросились ко мне…

Слишком поздно.

Гибкий узел разорвался во тьме, и там, сзади, что-то корчилось, трещало, дымилось…

— Боже мой… Джим! — закричала сестра. — Газ вытекает. И мне кажется, что туда попадет искорка… Скорее, ради Бога, скорее бегите.

Джим бросился к гироскопам. А я, не отдавая себе отчета в том, что делаю, открыл дверь… в пустоту…

Но я не успел броситься туда…

Пекло… Оглушительный гром… Ощущение пароксизма света и максимума грохота…

Я вцепился в дверь и потерял сознание…

Что было потом, вам, господа, лучше известно.

* * *

Г. Арчибальд Кларк кончил свой рассказ. С разинутыми ртами мы смотрели, как он докуривал свою сигару, допивая ликер. С его помощью уровень сигар в ящике значительно понизился и виски, мало-помалу уменьшаясь, осталось только на донышке бутылки. Мы часто прерывали господина Кларка восхищенными «ахами» и «охами», нередко мне приходилось помогать ему подыскивать недостававшие ему слова, и почтенная жертва пользовалась этими частыми остановками, чтобы со странным тщеславием злоупотреблять табаком и алкоголем.

Гаэтан таращил глаза и без стеснения разглядывал единственного оставшегося в живых свидетеля этой невероятно безрассудной выходки. Г. Кларк поднялся со своего стула и пошел к иллюминатору. Их маленькие, круглые отверстия вытянулись вдоль стен столовой, напоминая украшенные морскими видами медальоны; но виды были далеко не веселые: какие-то круглые, геометрически правильные, плоские вырезки из однообразного моря и пустого неба, разделенные линией горизонта на два сегмента — зеленый и голубой. Американец заявил, что «это некрасиво».

— Ну, чего там, пустяки, — пробормотал Гаэтан, совершенно поглощенный приключениями Корбетт.

— Так что, — сказал я после непродолжительного молчания господину Кларку, — ваша сестра и негр погибли.

— Это больше, чем вероятно, — ответил он.

Флегматичным жестом Арчибальд Кларк бросил в океан окурок своей сигары, точно судьба Этель Корбетт, удел Джима и участь изобретения имели для него столько же значения.

— Ну, знаете ли, — промолвил он, — цветные люди… фи, что за грязная раса… А что касается сестры… то, конечно… хотя она по временам бывала до того мелочна… Ну, хотя бы эта история с наследством… Трудно представить себе… Впрочем, к чему болтать об этом… не стоит…

Эта выходка вызвала новое молчание, во время которого мы снова внимательно приглядывались к нашему гостю.

— Не можете ли вы, милостивый государь, — прервал я наконец молчание, — объяснить мне следующее: когда «Аэрофикс» пролетал над «Океанидой», я заметил кое-какие странности в производимом им шуме.

В первую ночь его было слышно… я боюсь сказать — после его появления — потому что его мерцание нельзя было разглядеть на очень далеком расстоянии… но, вероятно, недолгое время спустя, после того, как он появился на горизонте; и, наоборот, еще довольно продолжительное время после того, как он исчез за линией горизонта на западе, шум «Аэрофикса» был слышен.

Во вторую ночь шум начался почти одновременно с появлением аппарата и, если не принимать во внимание катастрофу, то его можно было бы считать точно совпадающим с временем прохождения аппарата на виду…

Кларк, подумав немного, стал объяснять:

— Это очень просто, господин Синклер. В первую ночь, когда мы пролетали над «Океанидой», мы еле начали тормозить и, поэтому, быстрота нашего движения была больше быстроты звука приблизительно на 46–66 метров в секунду… Вы соображаете?.. На вторую ночь, затормозив гораздо раньше, мы, вероятно, сравняли эти скорости… Хотите, чтобы я подробно вычислил формулы?

— Нет, зачем же!

— Впрочем, это задача для детского возраста: если поезд идет со скоростью и т. д…

— Однако, черт возьми, — воскликнул Гаэтан, — при вашей быстроте схватывать и выводить заключения, которая меня прямо поразила, я не допускаю, чтобы вы не могли объяснить нам целый ряд вещей, касающихся «Аэрофикса»… Например… эти легчайшие аккумуляторы…