Застывшее эхо

Выйти из нестерпимого для пассионариев унижения можно было разными путями: завести собственный национальный клуб (сионизм), дойти до полной самоотверженности по отношению к тому престижному хозяйскому клубу, куда тебя не пускают, – сделаться русским из русских; но можно было попытаться и разрушить этот клуб. Это, в свою очередь, можно было сделать двумя путями: объединить все клубы-народы в один (путь коммунизма) или, напротив, разложить все престижные национальные общности на атомы (путь либерализма).

И вот тогда-то во всех общественных движениях, направленных на разрушение традиционных укладов (и в первую очередь своего, еврейского), евреи оказались едва ли не самой активной национальной группой. Народ-хозяин повсюду реагировал бесхитростно: ненавистью, ограничениями, а в самых крайних случаях даже пытался решить вопрос окончательно и бесповоротно – и, например, в Германии уже был в двух шагах от полного успеха. Освенцим стал платой за вход в избранное европейское общество.

Плата за равноправие российского еврейства тоже оказалась очень тяжкой – в погромах Гражданской войны счет шел на сотни тысяч, а если к этому счету присоединить будущих «безродных космополитов»… И тем не менее самые обидчивые из нас, несмотря на бесчисленные индивидуальные успехи, все равно не чувствуют себя в российском доме полностью своими среди своих. И в отместку стараются внушить тем, кто себя ощущает хозяином своего дома, что стены и крышу над головой имеют одни лишь негодяи. В чем содержится столько же правды, сколько в суждении «все бабы суки», – по этой метке можно почти безошибочно опознать неудачника.

Легитимно отплатить обидчикам такой неудачник может, только объявив себя либералом, поскольку путь коммунизма для национально неполноценных сегодня закрыт: во-первых, компартия теперь уже и сама сбросила маску интернационализма, а во-вторых, она и прежде слишком дискредитировала себя репрессиями против всех на свете, и не в последнюю очередь против национальных меньшинств, не без оснований усматривая в них семена сепаратизма. Сначала культурного, а потом уже и территориального, поскольку каждой культуре и в самом деле необходим свой собственный уголок, где бы она царила безраздельно, без всяких оглядок на какого бы то ни было Старшего Брата. Ибо каждый народ создает свою национальную культуру для преодоления собственного, а не чужого экзистенциального ужаса, в той или иной форме твердя себе: мы лучшие, мы лучшие, мы лучшие…

Это и есть «национальная идея» всех народов мира, которые еще не превратились в «просто население».

И по ненависти к патриотизму можно почти безошибочно определить тех, кто на общенациональном пиру обнесен этой упоительной чашей. Я говорю «почти безошибочно» исключительно потому, что люди по-настоящему религиозные, устроившиеся во дворцах куда попрочнее и пороскошнее, могут презирать бараки патриотов вполне искренне. Но те изгои, кто проповедует либерализм в его наиболее нищенском изводе – как несовместимую с жизнью помесь индивидуализма и рационализма, – теми, вне всякого сомнения, владеет зависть проигравшего к удачливому конкуренту.

Сионизм по-русски

К счастью, серьезной опасности широкие массы в этих мстителях-одиночках уже не видят, а потому их проповеди лишь дискредитируют либеральные ценности да вызывают не слишком значительный рост агрессивного национализма, поскольку национализм в основном и порождается борьбою с ним, – так организм реагирует повышением температуры на проникновение инородного тела, в частности, на либерализм, когда он является в союзе с угрозой национальному достоинству (безразлично, реальной или воображаемой).

Зато вековая история прорыва из гетто российского еврейства заставляет задуматься о проблеме, грозящей сделаться еще гораздо более масштабной. В последние годы обитателями некоего гетто на обочине «цивилизованного мира» начинают ощущать себя уже не евреи, а русские. При этом намечаются ровно те же способы разорвать унизительную границу, которая ощущается ничуть не менее болезненно даже в тех случаях, когда она существует исключительно в воображении (картина мира и может быть только воображаемой). Первый способ – перешагнуть границу, сделаться большими западниками, чем президент американский. Второй – объявить границу несуществующей: все мы, мол, дети единого человечества, безгранично преданного общечеловеческим ценностям. Третий – провозгласить свое гетто истинным центром мира, впасть в экзальтированное почвенничество. И четвертый – попытаться разрушить тот клуб, куда тебя не пускают.

Этот последний путь грозит привести к нагромождению еще больших ужасов, чем их нагромоздили в прошлом веке, и даже сделаться последним в буквальном смысле этого слова, ибо средства уничтожения с той пасторальной поры выросли неимоверно.