Затаившийся

Я начинаю печатать: «Я сейчас в коттедже. Приехал развеять прах Софи. Не уверен, что хочу делать это один».

Она печатает что-то в ответ. Я смотрю, как подпрыгивают точки на экране телефона.

Приходит ответ.

– «Не знаю», – читаю я.

Я моментально набираю новое сообщение: «Не волнуйся. Я справлюсь».

Я хорошо знаю Ли. Я знаю, зачем она пошла работать в полицию. Она хочет помогать людям. Ее ведет вовсе не жажда мести. Ли никогда не забудет, что я для нее значу, и я всегда могу рассчитывать на это, что бы ни говорили обо мне Фрэнк Флинн, Кэрри ЛаКруа, Зак Монтроуз и другие.

Спустя мгновение приходит ответ, на который я надеялся: «Я приеду. Жди меня завтра, во второй половине дня».

Я отвечаю: «Отлично».

61 Ли

Едва я заканчиваю разговор с Адамом, как мне приходит сообщение от Сары Леонард из лаборатории штата Вашингтон с просьбой перезвонить.

Наконец-то, нашли что-то по делу Уорнер!

Мы с Сарой вместе работали над делом Райнхарт, обернувшимся катастрофой. Мы обе были новичками, и большая часть вины легла на наши плечи, хотя Сара уж точно не была ни в чем виновата. Полицейские, первыми прибыв на место преступления, не оградили его должным образом, что стало для убийцы настоящим подарком: его ДНК оказалась загрязнена еще до прибытия в лабораторию, так что Сара ничего не могла поделать. А вот я допустила несколько ошибок. Не могу этого отрицать.

Конечно, СМИ пришли в восторг. Мы, две молодые женщины в традиционно мужской профессии, стали мишенью для тех, кто предпочел бы, чтобы мы разносили кофе, а не расследовали преступления.

– Надеюсь, ты сейчас сидишь, – говорит Сара, когда я перезваниваю.

– Я надела на редкость неудобные туфли, так что да, сижу. Что ты выяснила?

– Нашла совпадение в базе данных, и это не Джеймс Койл.

– Ты серьезно?

– Серьезно, как сердечный приступ.

Любимая присказка Сары. У нее все серьезно, как сердечный приступ.

Она продолжает.

– ДНК, которую доктор Кольер нашла в теле жертвы, принадлежит Коннору Джастину Моссу.

Я в шоке:

– Коннору Моссу?

– Ага. Полиция Хантингтон-Бич взяла у него образец ДНК, когда он пьяным сел за руль лет в двадцать.

– Образец ДНК при вождении в нетрезвом виде? Кому взбредет такое в голову?

– Калифорнийским копам, – говорит она. – По крайней мере так было раньше. Может, сейчас все иначе.

Сара углубляется в технические подробности и начинает объяснять, какие именно маркеры позволили ей безошибочно определить, что сперма в теле Софи принадлежала Коннору, а я думаю про супругов Мосс. На тех выходных они остановились в «Лилии». Коннор болел и смог дать показания только на следующий день, приехав в участок вместе с Кристен, своей женой-юристом. Я помню, что он работает официантом и произвел на меня приятное впечатление.

– Мы пробили всех свидетелей по базе, и там не было ничего про Мосса, – говорю я.

– Еще бы, – отвечает Сара. – Данные о его аресте были утеряны десять лет назад, когда в Калифорнии обновляли систему и нечаянно все стерли. К счастью, данные ДНК хранились в другой базе данных.

– Вот тебе и технологический прогресс.

– Технологии тут ни при чем, Ли. Все дело в людях.

Тут она права.

Я сразу же отправляю сообщение Монтроузу: «Приходи как можно скорее».

Больше я ничего не добавляю, потому что содержимое моего телефона может быть приобщено к делу.

На самом деле мне хочется написать: «Черт побери! Это Коннор Мосс!».

Спустя мгновение Монтроуз отвечает, что придет через пять минут.

Чтобы скоротать ожидание, я захожу на «Фейсбук». Конечно, вряд ли я найду что-то интересное. Монтроуз уже проверил соцсети в первый же день расследования и ничего не обнаружил.

Я пролистываю страницу. Несколько лет назад я добавила Адама в друзья. Целых три дня ждала, как нервная школьница, думая, что он меня забыл, прежде чем он все-таки принял мой запрос. Я написала что-то невинное у себя на странице, и он поставил мне лайк. Вот и все наше общение. У него больше тысячи друзей в «Фейсбуке» – по моим меркам это невероятно много. У меня их меньше сотни. Я не самый популярный человек.

Я смотрю на страницу Адама. С тех пор как я заходила на нее в последний раз, он успел загрузить прекрасную фотографию Обри, снятую, похоже, в тот самый день, когда ее мать похитили. Обри стоит перед входом в «Глицинию» со своим маленьким розовом чемоданчиком и улыбкой до ушей. Когда она подрастет, эта фотография наверняка станет для нее неприятным напоминанием о том, что случилось позднее.

Я читаю слова поддержки, сопровождающиеся в кои-то веки уместно употребленным смайликом-сердечком.

Потом я захожу в профиль Софи. Она вела публичную страницу, которая теперь навсегда застыла во времени. Накануне поездки Софи опубликовала запись, сказав, что надеется найти на Худ-Канале свое новое «счастливое место».

– Нам всем нужно счастливое место, разве не так? – написала она.