– Ее убийца был прямо здесь, – говорит он. – Не какой-то случайный маньяк, не кто-то, кто проследил за ней от супермаркета. Он был здесь, через коттедж.
– Да. ДНК не может лгать.
– Я хочу увидеть этого ублюдка. Мне бы хотелось его убить.
– Его отправят в тюрьму. Так положено.
Адам слегка пожимает плечами, и я следую за ним к коттеджу. Он предлагает мне холодного чая или пива.
– Может, потом, – говорю я.
Мы долго смотрим на воду. Не поднимаем никаких тяжелых тем. Не обсуждаем Коннора. Это слишком мерзко. Вместо этого мы просто смотрим на птиц. По бухте плавают каякеры. Безмятежный момент нарушает смех детей из соседнего коттеджа, раскачивающихся на свисающем с дерева канате. Но это хороший, жизнеутверждающий звук. Стоит прекрасная солнечная погода. Это место кажется мне лучшим в мире, хотя я бы не отказалась изменить обстоятельства, которые привели меня сюда.
– Ты не голодна? – спрашивает он.
Я не завтракала и не обедала, так что практически умираю с голода.
– Не отказалась бы перекусить, – говорю я.
Он встает:
– Давай съездим в “Хама-Хама”.
– Хорошая идея, – соглашаюсь я. – Сто лет там не была.
Мы садимся в его машину, и пустое детское кресло напоминает мне о его дочери.
– Обри осталась с родителями Софи?
Адам бросает на меня беглый взгляд и качает головой:
– Ни за что. Она с няней. Сегодня я не вынес бы общения с Фрэнком и Хелен.
Ресторан «Хама-Хама», специализирующийся на устрицах, открылся несколько десятков лет назад. Он подкупает своей аутентичностью. Сюда ходят и местные, возжаждавшие полакомиться устрицами, и туристы, считающие это заведение одной из главных достопримечательностей Худ-Канала. Мы с Адамом заказываем устриц двух видов: жареных и в раковинах. Я не то чтобы без ума от устриц, но они неплохо сочетаются с холодным пивом.
Мы сидим напротив друг друга за столом для пикника. Мы не обсуждаем дело. Мы словно о нем забыли. Вместо этого мы говорим про его семью. Про мою семью. Смеемся над детскими воспоминаниями.
– Трудно поверить, что мы действительно играли в футбол жестяной банкой, – говорит он.
– Да уж, – соглашаюсь я. – Шли девяностые, но Шелтон будто застрял в сороковых.
Он спрашивает, встречаюсь ли я с кем-то. Меня этот вопрос не смущает. Мы просто пытаемся восполнить пробелы, возникшие с тех пор, как он уехал из Шелтона.
– Уже нет, – говорю я. – Встречалась с парнем, которого встретила в полицейской академии в Бериене. Мы расстались, когда он нашел работу в Месе. Я не переношу жару.
– Настоящая северянка.
Я делаю еще глоток пива.
– Так и есть.
Он рассказывает про свои карьерные планы, про то, что он опубликовал свое резюме, но пока не получил достойного предложения.
– Боюсь, что деньги скоро кончатся, – говорит он. – Не хотелось бы тратить пенсионные накопления, но, похоже, другого выхода не будет.
Я знаю, что жизнь Софи была застрахована, но деньги наверняка кончаются быстро, когда ты живешь в большом городе и воспитываешь ребенка.
– Наверное, найти руководящую должность нелегко, – говорю я.
Он кивает:
– Нелегко найти подходящую.
Когда мы возвращаемся к машине, солнце уже клонится к горизонту. Я чувствую легкое опьянение. Сесть за руль я смогу не скоро.
– Я рада, что приехала повидать тебя, – говорю я, когда мы пересекаем мост Лилливаап.
– Я тоже, Ли. Встреча с тобой – единственный положительный момент в этом безумии.
– Мне жаль, что вам с Обри пришлось через столько пройти.
– Спасибо, – отвечает он.
– Действительно жаль.
– Я знаю, Ли.
Когда мы возвращаемся в «Глицинию», то садимся в те же самые деревянные кресла на террасе. Атмосфера изменилась. Ветерок утих. Ушли дети из соседнего коттеджа. Повисла тишина. Мы с Адамом одни.
– Думаю, мне не стоит садиться за руль, – говорю я.
– Не страшно. Давай просто посидим.
65
Адам
Ли слишком много выпила; я не могу отпустить ее в Шелтон в таком состоянии. Я чувствую, будто должен оберегать ее даже спустя все эти годы. Связь между нами дает о себе знать.
Я приношу из кухни еще пару бутылок пива.
– Боже, – говорит Ли, – да я уже наполовину пьяна.
– От силы на четверть.
Она весело смеется, но все равно отказывается от пива.
– Ли, тебе лучше остаться на ночь, – говорю я, садясь рядом. – С твоей кошкой ничего не случится.
– Я что, так много говорю о своей кошке?
Я широко улыбаюсь:
– Все время.
Она корчит гримасу и наконец берет пиво.
– Извини, – говорит она. – Никогда не думала, что стану сумасшедшей кошатницей.
– И не стала, – говорю я. – Ты классная.
Она выпивает еще немного, и мы вместе сидим на террасе, наблюдая, как проплывает мимо пара каякеров. Где-то плещется морской котик. Я думаю о прахе, который высыпал из урны; может быть, течение унесло его далеко в океан, а может быть, частички Софи уже вынесло на берег у коттеджей.
Не знаю, о чем думает Ли. Но, надеюсь, теперь она видит настоящего меня.
Когда начинает смеркаться, я ставлю в духовку замороженную пиццу, и мы съедаем ее снаружи, где понемногу холодает. Мой телефон вибрирует, и я читаю сообщение.
– Катрина пишет, что Обри уснула без проблем, – говорю я.
– Отлично, – говорит Ли. – Я думала, здесь плохая связь.