После провала со стенгазетой смутьяны прибегли к новым коварным методам. Однажды ночью Стопкин и Жидов исписали все афиши от ЧМО до дома Сусликова похабными словами и оскорблениями в адрес Сусликова. Преобладали надписи типа «Сусликов дурак» и «Сусликов подонок». На другую ночь они совершили еще более подлый поступок. В ЧМО давно уже заметили, что Сусликов неравнодушен к секретарше директора Дусе, обладающей могучими формами, превосходящими таковые самой Суслихи. Пустили слух, что Сусликов вступает в связь только с женщинами тяжелее восьмидесяти килограммом. Причем, прежде чем приступить к совокуплению, взвешивает свою партнершу на весах. Так хулиганы на всех афишах от дома Сусликова до дома секретарши написали: «Дуся! Я хочу тебя! Твой Суслик». Эти надписи прочитал ревнивый муж Дуси и вышел по ним к самому дому Сусликова. Подкараулив его вечером, он здорово набил ему морду. Сусликов Так перепугался, что стал после этого слегка заикаться. И не смог от этого дефекта избавиться всю жизнь. Наконец, хулиганы из стенгазеты достали из секретного фонда диссертацию Сусликова (она считалась закрытой почему-то), сделали из нее выписки, размножили их на машинке и раздали всем членам ученою совета, где проходила защита, и всякого рода лицам, которым не следовало давать ничего. Послали и в редакции газет. Даже в Москву не поленились послать (в «Литературку», в частности). Над Сусликовым смеялась вся местная интеллигенция. Появился специальный термин «сусливки» для обозначения языковых нелепостей такого тина, как «марафонская труба», «между Сицилией и карбидом», «педерасты и кастраты» (это — сусликовская интерпретация латинского выражения «Пер аспера ад астра») и т. д. Но все это не имело последствий.
— Главное, — говорил тесть, — выдержка. Раньше мы бы их в два счета. Сейчас пока еще рано. Ну да погоди! Мы их еще скрутим в бараний рог. Ну, будь здоров! Главное — закусывай как следует!..
Петр Степанович не спеша (теперь в его положении надо все делать солидно, без спешки) проснулся, медленно раскрыл подслеповатые глазки и начал постепенно мыслить. Мыслю, сказал он себе, подражая интонации Самого, следовательно, существую. Кто это сказал? Надо узнать у Корытова. Хотя это и идеализм, но неглупо звучит. Сам Ленин отмечал, что идеалисты не такие уж дураки и что он сменял бы глупого материалиста на умного идеалиста. Стопкин говорит, что все материалисты дураки по определению. Что значит «по определению»? Абракадабра какая-то!
Петр Степанович вспомнил вчерашнее заседание вновь избранного парткома и довольно усмехнулся. Молодец, Петька! Тьфу, Петр Степанович. Хвалю. Ловко ты уел этого карьериста Сеньковича. Вот болван! С такой фамилией и рожей, в такое время! Зачем это он пустился в эти дурацкие объяснения насчет фамилии? Явно тут что-то неладно. Нет дыма без огня! Все-таки ты, Петр Степанович, не дурак. Один вопросик — и нет Сеньковича. А что это вы, товарищ Сенькович, так пространно распространяетесь насчет вашей фамилии? Если бы у нас были сомнения, то вам не пришлось бы присутствовать здесь, смею вас уверить. И все!!!
Размышляя подобным образом, Сусликов спустил коротенькие ножки на ковер, согнул в локтях коротенькие ручки и дважды сделал глубокий вдох-выдох. Потом он долго умывался, гневаясь на неисправные краны. Долго одевался, гневаясь на плохо сшитый костюм. Долго и плотно завтракал, пересказывая жене в деталях и в лицах вчерашнее заседание парткома. Вызвал по телефону машину. Пока еще не персональную. Но скоро будет и персональная, директор обещал. До работы отсюда не так уж далеко. Можно пешком дойти. И для здоровья полезно. Но в его положении теперь это исключено. Не положено. Ожидая машину, он еще раз продумал свое поведение в этот первый день на высоком посту. Главное — не торопиться, обдумывать каждое слово. Лучше помалкивать. А если уж говорить, так чтобы в точку. Вот Сталин, говорят, был великий мастер, как себя держать. Кстати, он тоже был невысокого роста. Так говорил тесть (мудрейший все-таки человек!): если в чем-то не уверен, предлагай не спешить и обсудить еще раз. Железное правило! Работает безотказно.
В это утро Сусликов еще представлял себе свою будущую карьеру лишь в виде поста инструктора Горкома Партии, более смутно — в виде поста заведующего отделом, а о месте секретаря даже и думать не осмеливался. И именно в этом было его великое преимущество перед всеми прочими бесчисленными карьеристами нашей необъятной Родины. Каждый шаг своего славного пути он делал как бы с неохотой, лишь по настоянию товарищей, коллектива, соратников, широких народных масс.
На работе Сусликова ждал сюрприз: немедленно вызывали в райком. Я должен тебя огорчить, Петр, сказал секретарь райкома. Начинать с такого не очень-то приятно. Дело очень щекотливое. Вот товарищ… Он из Органов… Он тебе все объяснит. Потом зайдешь ко мне, посоветуемся.