ЗАТЕМ

Сэйго взял письмо и, шурша, стал его складывать, нарушив тишину в комнате. Затем вложил письмо в конверт и сунул в карман.

— Ну, я пошёл! — сказал Сэйго, как ни в чём не бывало. Дайскэ вежливо поклонился.

— Я тоже знать тебя больше не желаю! — добавил Сэйго на прощанье и вышел.

Ещё некоторое время Дайскэ сидел, не двигаясь, но когда пришёл Кадоно убрать чашки, резко поднялся.

— Пойду поищу работу, Кадоно-сан, — сказал он, нахлобучил кепку и, забыв про зонт, выскочил из дому.

Несмотря на жару, шёл он быстро, чуть ли не бегом. Солнце пекло голову. Искорки сухой пыли обжигали ноги. В груди бушевало пламя.

— Жжёт, — пробормотал Дайскэ, — жжёт!

У Иидабаси он сел на трамвай.

— А-а, движется, весь мир движется, — сказал он громко, так что находившиеся рядом его услышали. Быстрота, с которой мысли в голове у Дайскэ сменяли друг друга, могла поспорить со скоростью трамвая. И эти мысли огнём жгли Дайскэ. Он вдруг подумал, что, если так ехать полдня, можно дотла сгореть.

Неожиданно за окном в глаза ему бросился красный почтовый ящик. Его цвет мгновенно завладел сознанием Дайскэ и вихрем завертелся у него в мозгу. То же самое произошло, когда Дайскэ увидел у лавки подвешенные один над другим четыре красных зонта. С перекрёстка, где продавали красные воздушные шары, трамвай резко повернул за угол, но шар устремился следом за Дайскэ и тоже заплясал у него в сознании. Вслед за тем Дайскэ почувствовал, как его мозг впитал в себя красную тележку с почтовыми посылками, красную бамбуковую штору табачной лавки, красное полотнище с надписью «Распродажа», красные телеграфные столбы, красные вывески, тянувшиеся друг за другом. Весь окружающий мир стал багрово-красным. Он вращался в сознании Дайскэ, обдавая его огненным дыханием. И Дайскэ решил ехать до тех пор, покуда огненный вихрь его не испепелит.