Анастасия растеряно помотала головой, ища поддержки у Солохина, но взгляд упал на рабочий стол капитана. Закусив губу, девушка сжимала ткань формы, давя в себе желание смахнуть ненавистное создание. Прожигая взглядом ненавистную крысу, она решила сменить стратегию.
— Вы же понимаете, что сделанный выбор позже отразиться на вашем будущем? На вашем месте я бы не упускала предоставленную возможность.
Медленно поднявшись, Александр подошел вплотную к Анастасии и наклонился прямо к ее уху.
— Не сей мне угрожать, — холодный сухой тон капитана пробирал до мурашек. — Твои слова пока ничего не стоят, также, как и ты. А если действительно желаете кого-то поблагодарить за спасение — выскажете все сестре.
— Как вы можете такое говорить! — Возмутилась она, пуская скупую слезу. — Вам ведь известно, что сестры больше нет. Зачем?
Фальшь. Все ее слова и действия были грубой и плохо прикрытой игрой в страдания. Брелов фыркнул и отстранился. Единственное, что он сейчас испытывал — презрение.
— Лучший страж Академии говоришь? — Небрежно заметил он. — И сейчас совершаешь такую глупую ошибку: пока не найдено тело, надежда всегда остается. Или так хочешь упокоить ее побыстрее?
Каждое слова, произнесенное капитаном, задевало самолюбие Анастасии. Она зло уставилась на него, пытаясь быстро придумать оправдания. Максим задумчиво почесал затылок. Он видел, как сложно дается Александру разговор, но не спешил его прервать. Выпустить гнев можно разными способами, и раз уж Анастасия пришла самостоятельно, да еще и не пытается отступить — пусть окажет посильную помощь.
— Макс, проводи леди Бриг. — Отчеканил капитан, усаживаясь в кресло.
Солохин не стал медлить и тут же повел гостью к выходу. Девушка не сильно-то и сопротивлялась, лишь изредка бросала раздраженные взгляды в сторону Брелова.
Глава 21
Пробуждение было мучительным: ноги и руки нещадно болели, горло пересохло, а голова казалась мраморной — невероятно тяжелой, но при этом хрупкой. Оказывается, открывать глаза не такая уж легкая задача. Веки то и дело норовили захлопнуться, а окружающие меня предметы плыли и кружились, не позволяя сосредоточиться. Подняла руку, стараясь сфокусировать на ней взгляд. Забавно, но все действия казались чуждыми и неуклюжими, словно это и не я вовсе делала. Постепенно мир возвращал свои очертания, а тело начало лучше поддаваться. Присесть конечно мне удалось не с первого раза, но все же удалось.
— Оу, — вырвался у меня охрипший возглас, перешедший в кашель.
Немного отойдя от внезапного приступа, я уставилась на Петрова, который невозмутимо сидел на стуле возле кровати и не прекращал улыбаться.
— Не припомню вас среди моих предков. Или вы и здесь будете преследовать меня?
— Не поймите меня неправильно, но я туда вовсе не тороплюсь, и предков ваших тоже видеть не желаю, — скомкано парировал Роман. — И все же я не могу уйти, не сопроводив вас домой.
Повисло неловкое молчание. Я теребила легкое одеяло, мельком оглядывая незнакомую комнату. Мебели было по минимуму: кровать, стул и небольшой столик. Как раз хватало для временной передержки, или коротких ночных приключений.
— Как я выжила?
— А, я бы и рад приписать все заслуги себе, но слишком уж честен. Вас выдернул из лап предков мой друг. За последние два дня Петр сильно утомился, так что не смог остаться, но так как вы коллеги — еще увидитесь.
— Что с Михаилом?
Резко изменившееся лицо Петрова сказало само за себя.
— Так и не скажешь, что вы только-только сами очнулись. Один неудобный вопрос за другим — умеете ставить в неловкое положение. — Он мгновенно стал более разговорчивым, а глаза убегали в сторону, пряча переживания. — Дом горел, и у меня было не так много времени. В тот момент вы оказались более живой. Когда принес вас к Чернову, не особо-то надеялся, но он отличился.
Я заметила, как голос Романа поблек, и он поспешил уйти от воспоминаний, связанных с выбором. Грубо было заявлять, что я понимала его и разделяла решение сбежать от тяжелых дум. Он страж, а значит не сломается от такого, однако время от времени груз ответственности за сделанный выбор будет накатывать, напоминая о погибшем человеке. Больше меня удивила собственная реакция — отрешенность. Заявление о смерти друга не вызвало шока или отрицания, я даже не подумала плакать, только понимающе кивнула. А может, я просто боялась признать, что была благодарна стражу, что в тот день он выбрал именно меня. Чувство вины постепенно усиливалось, не давая возможность просто отмахнуться. Я стиснула зубы, прогоняя назойливые мысли. Неуклюже подползла к краю кровати и свесила ноги.
— И куда это вы собрались? — Удивился моей прыти Роман.
— Как я понимаю, вы еще не сообщали никому о том, что я выжила? Тогда думаю самое время появиться. Разве вы так не считаете?
— Отлежалась бы еще, а уж потом и шороху бы навела. К чему спешка?
Было заметно как Петров с наслаждением прикидывал в голове варианты моего внезапного появления. Однако, не думаю, что он смог просчитать реакцию всех, иначе не был бы так спокоен.