— Я уверена, что есть. Вопрос в том, насколько сложно будет их найти и добыть. Для получения необходимых нам ресурсов геологоразведочные и горнодобывающие работы могут продлиться от шести до восемнадцати недель, капитан, — ответила она.
— Можно полететь в астероидный пояс и поискать там, — я лениво взмахнул ладонью.
— Ведение добычи на астероидах, если предположить, что там есть необходимые нам ресурсы, будет крайне осложнено отсутствием у нас соответствующего поискового и добывающего оборудования. Имеющиеся у нас типы оборудования предназначены для ведения горнодобывающих работ на поверхности планет или лун. Мы не имеем клешней захвата, как специализированные шахтерские корабли-добытчики, а высадка на астероид сопряжена с повышенной опасностью.
— В астероидное поле я и сам не хочу возвращаться, летать там неизвестно сколько и сканировать каждый грёбаный кусок камня, подвергая щит нагрузке.
— У нас изодегельного топлива для маневровых двигателей хватит не более чем на девяносто часов таких маневров, — андроид закинула руки за спину и глубокомысленно смотрела на меня.
— Ладно, давай дождемся результатов сканирования поверхности. Я пойду в реакторный отсек и закончу работу с двенадцатой ячейкой, после этого займусь подготовкой к полёту какого-то из шаттлов. Раз уж мы здесь застряли, то основательный ремонт отложим до выздоровления всех остальных.
— Как пожелаете, капитан. Я подготовлю вам специальный витаминный раствор, который нейтрализует последствия облучения. Не забудьте принять душ.
— Угу, позову тебя спинку потереть, — я засмеялся.
Реакторный отсек находился на самом нижнем уровне, в центральной части корабля, и был прикрыт усиленной нижней бронеплитой. Лично я считал такую компоновку не очень удачной — в большинстве кораблей не только нашего типа, но и более крупных, реакторные отсеки были в более защищённых местах и плотно изолированы.
Сначала я зашел в столовую, сделал себе легкий завтрак из концентратов и заварил чай. Минут двадцать сидел, кушал и собирался с мыслями, пролистывая файлы в нейросети.
Ремонт предстоял ещё долгий и нудный, но без наличия материалов для переплавки в сплавы третьего уровня на починку двух движкой в верхнем ходовом рассчитывать было не на что. Потому именно эта проблема являлась абсолютным приоритетом. Смогу добыть руду и минералы — тогда починим движки и остальные системы подлатаем, не смогу — останемся до конца дней на этой планете. Спасибо, что она хотя бы с атмосферой.
Мне пришла неприятная, но абсолютно верная мысль — все эти работы по выплавке придётся проводить на поверхности планеты. Это означало просто огромные усилия по демонтажу печей, доставке их вниз вместе с остальным оборудованием. Скорее всего, для их запитки придётся снимать конденсаторы системы аварийного энергоснабжения, либо думать над тем, как запитать их от шаттла. Или что-то придумать с вентиляцией.
Написал об этом Соллис. Через полминуты она ответила, что будет искать оптимальное техническое решение.
Подкрепившись и взбодрившись, я направился на минус второй уровень.
Переодевшись в защитный комбинезон-скафандр, я вошел в главный реакторный подотсек. Направил взгляд на энергоячейку «двенадцать» и активировал встроенный инженерный протокол нейросети.
Примерно через минуту перед глазами возник отчёт с повреждениями — вся энергоячейка была непригодна к дальнейшему использованию.
Пришлось повозиться — я прикатил из соседнего подотсека специальную верстак-тележку, с помощью пневмозахвата вытащил из энергоячейки соединитель, окончательно её доломав.
Поскольку половина топливного стержня оставалась внутри, я решил поместить всю эту конструкцию в бочку, потому что вытащить сам стержень не представлялось возможным из-за температурной деформации стенок соединителя. Материал очень жароустойчивый — сплав пятого уровня для реакторов, и своё назначение он выполнил. Такие материалы назывались сверхсплавами и стоили баснословно дорого, как и сами реакторы.
Задраив отсек, я сбросил с себя защиту, поместив её в специальный раствор, а сам направился в душ — предстояло замерить уровень полученного облучения и потом тереть себя мочалками.
Стал в предбаннике и запустил сканирование.
[Полученная доза облучения — 26,732 миллиэлзирона, что на 12,258% больше допустимой дневной нормы. Рекомендуется принять дезактивационный душ, начинаю расчёт дозировки мыльно-дезактивирующей смеси], — прочитал я на экране сканера.
Несколько секунд мигали разные датчики, потом зажёгся зелёный и открылись двери кабинки.
Минут пятнадцать я тщательно себя натирал мыльно-дезактивирующей смесью, особенно волосы. Душ взбодрил.
Повторное сканирование показало соответствие норме.
За реакторную я был теперь спокоен — остальные десять ячеек были исправны, хотя к седьмой надо присматриваться и включить в последнюю очередь. Сейчас у нас работало пять из двенадцати.
Одевшись, я направился в ангар, где стояли шаттлы.
Ангар, расположенный в корме на нулевом уровне, был самым большим на корабле отсеком, сорок четыре метра в длину и пятьдесят два — в ширину. Шаттлы радовали глаз.