Погода, сверх ожидания, благоприятна. В полдень большей частью светит солнце. Море блестит тысячами искр, а кругом величественно плывут полчища фантастических ледяных гор и льдин, несомых течением к югу вдоль западного побережья.
Это целый ледяной флот очень красивых, удивительно причудливых льдин. Громаднейшие горы с голубыми и зелеными пещерами, куда с шумом вливается и с пеной выливается море; льдины всевозможного вида и оттенков серого, голубого, зеленого; все те чудеса, столько раз подробно и вдохновенно описанные известными полярными путешественниками.
И все это является новым и новым в сумерки и при рассеянном свете, при вечерних облаках и при сером затянутом небе или под небом, меняющим свою окраску от оттенков яшмы до легкого налета нефрита.
Нильс Киркегор проделал артистическую работу, когда без всяких столкновений провел судно через этот ледяной лабиринт. А это было делом не безопасным, так как избегнув прямого столкновения, судно могло пострадать и иначе.
Так, однажды в полдень случилось, что одна из ледяных гор внезапно перевернулась безо всякой видимой причины, и могучая волна захлестнула заколебавшуюся корму шхуны. Но мы отделались только испугом. Могло пострадать судно и от обломков проплывающих мимо ледяных гор весом в тысячи тонн, когда эти горы «телились», как выражаются моряки.
Иные из этих обломков вскоре разлетались, как от взрыва, на тысячи кусков. Величественные белые горы застревали в фиордах на мелях. Иногда прилив освобождал их, и они, слегка колыхаясь, выплывали в море, — мощные великаны, спокойно плывущие затем, чтобы раздавить маленькое судно, которое, дымя шло около родных им берегов.
Там и сям на невысоких льдинах грелись тюлени. Стадо касаток стройной шеренгой пронеслось мимо, и их большие блестящие тела виднелись сквозь брызги разбитых ими волн. Чайки и другие морские птицы, белого или же голубовато-серого цвета, как и лед под ними, наполняли воздух оглушительным криком.
Мы сидели на палубе, делая долгие паузы в нашем разговоре. Снеедорф молча курил свою короткую датскую трубку. Далеко на востоке виднелась береговая полоса, за которой был вечный лед. Подолгу мы смотрели в том направлении, и я думаю, что то было неясное предчувствие будущего, которое наполняло нас каким-то мрачным беспокойством.
Через три дня по отъезде из Годгааба миновали мы поселение Эгедесмунде. Льды стали чаще. Мы должны были усиленно бороться за каждую четверть мили и поэтому намного задержались. Наконец, мы бросили якорь в превосходно защищенной гавани Годгавена.
Годгавен — главный поселок северного инспектората, поселок того же рода, как и Годгааб. Находится он на острове Диско, знаменитом своими базальтовыми скалами. Гренландское Общество приготовило здесь с прошлого года заказанные запасы угля для шхуны.
Пока судно запасалось провизией, я воспользовался остановкой для поиска окаменелостей и возвратился с богатой добычей и в превосходнейшем настроении.
Нет сомнений, что давным-давно буйные тропические леса покрывали эти берега. Какая перемена!
На другой день «Звезда Севера» оставила гавань и направилась к последней станции побережья, прямо на север.
Все мы, понятно, а особенно Снеедорф и Фелисьен стали наводить справки об иностранцах в Упернавике, едва только выскочили из лодки на берег Годгавена. И, к удивлению, вся та история, которую мы были готовы считать чистейшей нелепицей, начала приобретать неясные очертания.
Прошлый год, говорили нам, в конце лета сошли в Упернавике два путешественника с американского рыболовного судна. Эскимосы, посещавшие Упернавик, рассказывали, что это был старик в сопровождении молодой девушки. Старик проводил целые дни в большом деревянном сарае, который он велел себе построить по приезде, и в котором он занимался каким-то тайным чародейством.
Наше любопытство было возбуждено этими сведениями еще в большей степени. Мы очень хорошо знали вошедшую в поговорку суеверность гренландских эскимосов, однако, и сам директор Годгавена подтвердил их сообщение. Больших подробностей, впрочем, кроме того, что оба они — русские, как он узнал от туземцев, он нам сообщить не мог.
Слава богу, нам осталось уже всего три дня пути. Подул попутный ветер, и «Звезда Севера» могла воспользоваться всеми парусами. Постоянно меняющаяся погода служила признаком, что мы уже далеко на севере. Частые вьюги внезапно закрывали горизонт, а изморозь была страшно неприятна.
Очень успешно мы стреляли тюленей и морских птиц, но это не удовлетворяло нашего честолюбия, и мы порешили, с общего согласия, что нам основательно не везет.
Все это время Снеедорф сохранял большую сдержанность, когда у нас заходила речь о путешествии на материковые льды. Между тем, наша общая дружба крепла час от часу, и наши откровенные разговоры с хозяином судна продолжались.
На другой день после того, как мы оставили Годгавен, мы сидели вчетвером в уютно освещенном салоне.