Затерянное племя ситхов

Нира и ее отряд нетерпеливо зашумели:

– Да какая, чтоб тебя, разница?

Хилтс сжал кулаки и посмотрел на Джея. Скажи им!

– Если прошло более двух тысяч лет? Это разница в восемь дней. Что означает…

– Это означает, – подхватил Хилтс, встав рядом с дрожащим кешири, – что, согласно истинному времяисчислению наших основателей, День Завета – сегодня. И сегодня же – начало торжества Восшествия Ниды. – Он взглянул на Илиану и чуть понизил голос: – Но день Яру тоже важен.

Бентадо, громко ступая, подошел к ним и гневно прогрохотал:

– Это нелепо! – Он схватил Джея за руку. – Хочешь сказать, этот кеширский недоумок подсчитал все секунды практически с момента приземления «Знамения»? Это ведь миллионов десять…

– В вашем языке есть слово «миллиард», – осмелился пискнуть Джей. – И в секундах их прошло больше шестидесяти.

Илиана тоже шагнула вперед… И опустила меч.

– Это правда, – сказала она. – Я не чувствую обмана.

Бентадо оглянулся на своих – те молча закивали. Даже отчаянные из отряда «Пятьдесят семь» не проронили ни слова.

Хилтс смотрел на кешири и изумлялся. «Отлично справился. А теперь прикуси язык!»

– Начинаем чтение, – торжественно провозгласил Хилтс. – Объявляю Перемирие Пантеона. – Он высоко поднял записывающий прибор и обвел всех взглядом. – Опустите оружие и позовите остальных. Я не могу ничего посоветовать вам и вашим людям. Возможно, это сделает Яру Корсин.

4

«…Нас немного осталось после приземления. И шансов на выживание у нас было мало. Создание Племени – того, чем мы стали, – было необходимо. Как только мы поняли, что Кеш не опасен, угрозой для нас стали мы сами…»

Капитан звездолета сидел в своем командирском кресле перед лицом смерти и – неведомо для себя – перед своими далекими потомками, от которых его отделяли столетия. Образ Яру Корсина мерцал в воздухе, и в темном атриуме плясали жуткие тени. Это был не могущественный Корсин с поздних картин и не бог с диковинными глазами, изваянный кеширскими скульпторами, – это был просто человек. Усталый король-воин, который зажимал рану на груди, произнося свои последние слова.

«…и как ты хранила в тайне свое обучение, Нида, так ты должна всегда хранить этот секрет. Истинная сила находится за троном. Что бы ни случилось – помни это…»

Он просто давал последние наставления своей дочери, и оба они были мертвы. Хилтс давно выучил эти слова, для него в них не осталось никакого волшебства. Правда, когда он впервые увидел Яру Корсина, словно живого, то был очень впечатлен. На этот раз все было по-другому. Стоя позади аппарата и мерцающей проекции, Хилтс смотрел не на древнее изображение, а сквозь него – на слушателей. Днем из атриума убрали тела мертвых воинов, живые ушли сами; и к вечеру здесь остались только главари – снаружи пришло еще человек десять. Хилтс переводил взгляд с одного лица на другое. Некоторые выглядели не менее изумленными, чем он сам когда-то; покорность была ситхам в новинку. Другие казались равнодушными.

Хилтс вновь сосредоточил внимание на Корсине. Он умирал, когда делал эту запись; истекал кровью на троне, некогда бывшем капитанским креслом «Знамения», и, торопясь, давал последние наставления дочери, в тот момент где-то на горе уничтожавшей остатки повстанцев. То и дело кашляя, призрачный Корсин рассказывал о структуре Племени и о том, как нужно им править, чтобы не допустить восстания, подобного тому, что сгубило его самого. Сейчас Корсин как раз говорил о необходимости умерщвления супругов почивших верховных повелителей и об изгнании Сиелы; Хилтс ясно ощутил ярость Илианы.

«…это надолго сохранит Племя, но ты, конечно, хочешь видеть повелителями своих людей. Могу посоветовать, в зависимости от того, кто выживет…»

– Скукота, – заявила Илиана.

Хилтс разглядывал свои ботинки. Она была права. Несмотря на все уважение к древнему историческому документу, следует признать, что он изобиловал мелкими, нудными подробностями. Некоторые с интересом слушали рассуждения Корсина об интеллекте своих предков, но другие заскучали.

Рассматривая собравшихся, Хилтс гадал, что же они будут делать дальше. Он остался один; Джея и остальных кешири прогнали перед чтением. Учитывая происходящее, можно сказать, что им повезло. Перемирие Пантеона действовало только во время просмотра записи, а пока ни одного слова, что хоть как-то поспособствовало бы примирению, не прозвучало. Как ему выжить, а тем более сохранить свою должность и защитить своих кешири, если чтение ничего не изменит? «Что же будет со мной, – размышлял Хилтс, – не говоря уже обо всем Племени?»