Опасаясь повредить мрамор, они орудовали лопатами с большой осторожностью, и когда наконец раскопки были закончены и взгляду предстали восхитительные ступни статуи, Поль, самый старший, начал пучками травы стирать землю, все еще покрывавшую ее прекрасное тело. Избавив статую от земляной корки, он в довершение вытер ее подолом и рукавами своей рясы.
Трое монахов, обладавшие некоторыми познаниями в античной истории, поняли, что скульптура была, по всей видимости, статуей Венеры, восходящей к эпохе завоевания Аверуана римлянами, которые воздвигли здесь несколько алтарей этой богини.
Ни превратности истории, ни долгие века заточения в земле не нанесли вреда чудесному мрамору. Небольшие повреждения, казалось, лишь подчеркивали ее прелесть.
Статуя казалась безупречной, но ее совершенство несло на себе безошибочно узнаваемую печать зла. Формы ее фигуры были преисполнены сладострастия. На полном лице Цирцеи играла манящая улыбка, но каким-то образом пухлые губы одновременно складывались в недовольную гримасу. Шедевр неизвестного скульптора — богиня прелестная и соблазнительная, властная и коварная.
Запретное очарование, казалось, исходило от белого мрамора и обвивалось, точно лиана, вокруг сердец святых братьев. С внезапным чувством стыда они вдруг вспомнили о своих монашеских обетах и заспорили о том, что делать с Венерой, которая казалась несколько неуместной на монастырском огороде. После коротких пререканий Яг отправился к настоятелю, чтобы доложить ему о находке и получить его указания. Тем временем Поль и Пьер возобновили свои прерванные труды, время от времени бросая взгляды на языческую богиню.
Настоятель монастыря, преподобный Августин, тотчас пришел в огород в сопровождении всех монахов, которые в этот час были свободны от работы. С постной миной, не проронив ни слова, он принялся рассматривать статую, а его спутники застыли в ожидании, не осмеливаясь высказать свое мнение до того, как выскажется настоятель.
Даже праведный Августин, однако, несмотря на свой возраст и суровый нрав, был несколько смущен чарами, исходившими от мраморной фигуры. Он ничем не выдал этого и держался даже строже, чем всегда. Он велел принести веревки и поднять Венеру, поставив ее на траву рядом с ямой. Чтобы справиться с этой задачей, Полю, Пьеру и Ягу понадобилась помощь еще двоих монахов. Многие монахи устремились вперед, а некоторые даже порывались дотронуться до статуи, пока настоятель не сделал им строгий выговор за любопытство. Несколько старых святош называли статую языческой гадостью и настаивали на том, чтобы немедленно ее разбить. Другие, более практичные, замечали, что Венера вполне может быть продана за внушительную цену какому-нибудь богатому ценителю искусства.
Августин, хотя и полагал статую гнусным языческим идолом, медлил с решением, как будто прекрасная мраморная женщина молила его о пощаде голосом наполовину человеческим, наполовину божественным. Отводя глаза от белоснежной груди, он решительно приказал братьям вернуться к трудам и молитвам, упомянув о том, что Венера останется в огороде до тех пор, пока не будет принято окончательное решение. Затем он велел одному из братьев принести рогожу и прикрыть ею неподобающую наготу богини.
Находка античной статуи стала источником многих споров и распрей в тихом перигонском аббатстве. Дабы пресечь грешное любопытство, недостойное святых братьев, настоятель распорядился, чтобы к статуе не приближался никто, кроме тех, кто ухаживал за огородом. Кое-кто из церковного начальства впоследствии порицал его за проявленную слабость, которая помешала немедленно уничтожить статую, и до самой смерти старик горько сожалел о проявленной беспечности.
Однако скандал, который разразился вскоре, вряд ли мог бы присниться кому-то даже в страшном сне. На следующий день после того, как обнаружили статую, в монастыре стали происходить странные и ошеломляющие события. До тех пор нарушения дисциплины были большой редкостью среди монастырской братии, а серьезные проступки и вовсе почти неслыханными, но теперь, казалось, дух непослушания, непочтительности и грубости прочно поселился в Перигоне.
Поль, Пьер и Яг оказались первыми, на кого наложили епитимью. Потрясенный декан услышал, как они обсуждали материи, куда более подобающие болтовне светских щеголей, нежели беседе благочестивых монахов. Изнурительный пост, однако, отрезвил их, и они покаялись в том, что одержимы греховными мыслями и плотскими желаниями с того самого дня, когда извлекли из земли злополучную Венеру, и обвинили в этом статую, говоря, что их поразило языческое колдовство.