Затерянные миры (Смит)

С этого момента, пока я доедал свой ужин, мы обсуждали классику и соревновались в цитировании отрывков римских, греческих и христианских авторов. Мой хозяин проявил такую блестящую образованность, широкую эрудицию и глубокое знание как в древней, так и в современной литературой, что я почувствовал себя в сравнении с ним не более чем простым новичком. Он, в свою очередь, был так любезен, что похвалил мою весьма далекую от совершенства латынь, так что к тому времени, когда я осушил бутылку красного вина, мы уже по-приятельски болтали, точно два старых друга.

Всю мою усталость как рукой сняло, и ей на смену пришло редкостное ощущение довольства, физического комфорта, перемешанного с ясностью и остротой ума. Поэтому, когда настоятель предложил пройти в библиотеку, я с готовностью согласился.

Он провел меня по длинному коридору, с обеих сторон которого располагались монашеские кельи, и открыл большим медным ключом, свисавшим с его пояса, дверь огромного зала с высокими потолками и несколькими окнами-бойницами. Воистину, мой хозяин нисколько не преувеличивал, рассказывая о сокровищах библиотеки, ибо длинные полки были завалены книгами, и еще множество фолиантов громоздились на столах или возвышались грудами в углах. Там были свитки папируса, пергамента и вощеной бумаги, диковинные византийские и коптские книги, древние арабские и персидские манускрипты в раскрашенных или осыпанных драгоценными камнями обложках; десятки бесценных инкунабул, сошедших с первых печатных станков; бесчисленные монастырские копии античных авторов в переплетах из дерева и слоновой кости, с богатыми иллюстрациями и украшениями, которые зачастую и сами по себе были произведениями искусства.

С осторожностью, достойной истинного любителя, настоятель Хилари раскрывал передо мной том за томом. Многих книг я никогда раньше не видал, а о некоторых даже и не слышал. Мой рьяный интерес, неподдельный энтузиазм явно доставлял ему удовольствие, ибо через некоторое время монах нажал на скрытую внутри одного из библиотечных столов пружину и вытащил длинный ящик, в котором, как он сказал мне, содержались такие сокровища, которые он не отваживался вынимать в присутствии остальных, и о чьем существовании монахи даже не догадывались.

— Вот, — продолжал он, — три оды Катулла, которых вы не найдете ни в одном опубликованном издании его произведений. А вот подлинная рукопись Сапфо — полная копия поэмы, которая доступна всем остальным лишь в виде разрозненных отрывков. А тут два утерянных предания Милета, письмо Перикла к Аспазии, неизвестный диалог Платона и древняя арабская работа по астрономии, написанная неизвестным автором, в которой предвосхищена теория Коперника. И, наконец, вот печально известная «История любви» Бернара Велленкура, все издание которой было уничтожено сразу же после выхода в свет, и кроме этой копии, сохранилась лишь еще одна, известная.

С благоговением, перемешанным с любопытством, глядя на редкостные, неслыханные сокровища, которые он открывал передо мной, я заметил в углу ящика тоненькую книжицу в простом переплете из темной кожи. Я осмелился взять ее, обнаружив, что она содержит несколько листов убористого рукописного текста на старофранцузском.

— А это что такое? — обратился я с вопросом к Хилари, чье лицо, к моему крайнему изумлению, неожиданно приняло грустное и беспокойное выражение.

— Лучше бы ты не спрашивал, сын мой, — с этими словами он перекрестился, а его голос перестал быть добродушным, и в нем зазвучали резкие, взволнованные и полные печального беспокойства нотки. — Проклятие лежит на страницах, которые ты держишь в руках: губительные чары довлеют над ними. Тот, кто отважится прочесть их, в тот же миг окажется в огромной опасности как телом, так и душой.

Он решительно забрал у меня книгу и положил ее назад в ящик, вновь набожно перекрестившись.

— Но, отец мой, разве такое возможно? — решился возразить я. — Какую опасность могут представлять несколько исписанных листов пергамента?

— Кристофер, есть многие вещи, постичь которые ты не в состоянии, вещи, которых тебе лучше не знать. Власть Сатаны проявляется в различных видах и разными способами. Существует множество искушений, кроме мирских и плотских соблазнов, множество бедствий, подстерегающих человека столь же коварно и незаметно, сколь и неизбежно; и есть тайные ереси и заклятия иной природы, чем те, которым предаются колдуны.

— И с чем же связаны эти страницы, если в них таится такая сверхъестественная опасность, такая пагубная сила?

— Я запрещаю тебе спрашивать об этом. — Тон монаха стал строгим, в нем послышалась какая-то законченность, удержавшая меля от дальнейших расспросов.

— А для тебя, сын мой, — продолжал он, — опасность возрастает вдвое, ибо ты молод и горяч, полон желаний и любопытства. Поверь мне, лучше будет забыть, что ты вообще видел эту рукопись.

Настоятель закрыл потайной ящик, и как только странная рукопись оказалась на своем месте, выражение гнетущего беспокойства на его лице сменилось прежним добродушием.