Затерянные во времени

— Вы твердо решили, что между человеком и машиной существует антагонизм. Вы их не понимаете. Именно ваше упорство в неправильном обращении с машинами и заставляет вас бояться их. Почему, собственно, обязателен антагонизм? Было время, когда машины не могли существовать без нас, равно как и мы без них. Теперь положение изменилось, но сотрудничество продолжается. Несомненно, если бы они пожелали, то могли бы положить нам конец, но с какой стати им это делать? Мы обречены, а они продолжат путь.

— Вы хотите сказать, что они вас переживут? — недоверчиво переспросила Джоан.

— Определенно, переживут. Думаю, если вы копнете поглубже и вникните в мотивы, то обнаружите, что главная причина, по которой мы не совершили самоубийства и не вымерли от обескураживающей бесплодности существования, это наша вера в машины. Много тысяч лет мы боролись с Природой и оставались при своих, но она, наконец, взяла верх. Она сметает нас, как смела всех остальных в свою огромную мусорную кучу, где на окаменелостях миллиона веков истлевают кости динозавров. Какой от нас был толк? Похоже, никакого, и все же... нет, разум не приемлет бессмысленности. Вот и не исчезает эта, возможно, нелогичная мысль о некой цели существования... Но физически мы уже не способны выживать.

Для любого другого вида животных это означало бы вымирание, но у нас есть то, чего никогда не было у других существ — интеллект. Это и есть наш последний трюк. Наш интеллект все-таки не умрет. Машины — такие же истинные дети нашего интеллекта, как вы — дитя из тела своей матери. Они — следующий шаг в эволюции, мы передаем эстафету.

— Эволюция! Но эволюция — это постепенное видоизменение. Невозможно эволюционировать из плоти в металл.

— Вы так думаете? Потому что до сих пор дело обстояло именно так? Но вы упускаете из виду фактор, которого никогда не было в эволюции, пока не появились мы — опять-таки интеллект. Это величайший фактор из всех, и он производит величайшее изменение.

— Но что такое машина? — возразила Джоан.— Почему следует продолжаться в облике машины? Она не живая, у нее нет души, она не может любить. С какой стати путь должен продолжать какой-то набор металлических частей?

— Ас какой стати путь должен продолжать какой-то набор химических частей? Вы не понимаете наших машин. Сущность жизни в них такая же, как и в вас. Возможно, это слегка иная форма жизни, но нельзя же судить только по внешнему виду. В конце концов если человек снаряжен четырьмя искусственными конечностями из металла, если ему нужны очки для того, чтобы видеть, приборы, чтобы слышать, а вставные зубы, чтобы питаться, он все же живой. В корпусах машин существует своего рода жизнь. Ну, а то, что скелеты у них из металла, а не из кальция, значения не имеет. Что же касается любви... А амеба любит? А рыбы любят? Но они продолжают путь — они воспроизводятся. Любовь — это просто наш механизм продления рода; у рыб он другой, а у машины — иной.

— Машина со стремлением к воспроизводству! — Джоан не смогла удержаться от саркастического тона.

— А почему бы и нет?

— Но она же металл — не плоть и кровь.

— А дерево — древесина, но оно воспроизводится. У продления рода есть более глубокая причина, чем зов плоти к плоти — будь иначе, наша раса давно бы пришла в упадок от связанных с размножением неудобств. Нас ведет воля к власти, а любовь — самая скромная служанка ее.

— И у ваших машин есть эта воля к власти?

— Как вы можете в этом сомневаться? Подумайте о непреклонности машин; прибавьте к этому интеллект и прикиньте, что может устоять перед их волей?

Джоан пожала плечами. И, поколебавшись, сказала:

— Я не могу по-настоящему понять. Наши машины совершенно иные. Мне трудно уразуметь голую идею мыслящей машины.

— Вы так недавно открыли для себя машину, у вас еще нет никакой идеи о том, что именно вы нашли.

— Мы продвинулись достаточно далеко, чтобы построить машину, которая смогла привезти нас сюда...

Она внезапно умолкла. За эти часы она совершенно забыла о своих спутниках с «Глории Мунди». В последний раз она видела их, когда астронавты стояли обезоруженными около канала, а Бернс уводил ее прочь. С приливом нарастающего беспокойства она принялась гадать, что с ними сталось. Не пали ли они жертвами тех штук, что двигались в кустах? Снова обратившись к Вейгану, она спросила, не очень-то надеясь на ответ, нет ли у него новостей о землянах. Ее тон заставил его улыбнулся.

— Конечно. Если хотите, я покажу вам их.

— Покажете?