Затерянный город Z. Повесть о гибельной одержимости Амазонией

Более того, от великого полярного исследователя и великого исследователя Амазонии требуются далеко не одни и те же качества. Во многих смыслах эти работы являют полную противоположность друг другу. Полярный исследователь должен уметь выносить едва ли не семидесятиградусный мороз, постоянно сталкиваясь с одними и теми же напастями: обморожениями, трещинами во льду, цингой. Он выглядывает в окно и видит лишь снег и лед, снег и лед — безжалостную белизну. Психологический ужас заключается в том, что этот ландшафт никогда не меняется, и твоя задача — подобно узнику камеры-одиночки, выдержать сенсорную депривацию. Напротив, амазонский путешественник, погруженный в жару, точно в котел, непрерывно испытывает удары по всем своим органам чувств. Вместо льда здесь дождь, и везде, куда бы ни ступил исследователь, его подстерегает новая опасность: то малярийный комар, то копье туземца, то змея, то паук, то пиранья. Сознанию приходится постоянно бороться со страхом: ты словно все время в осаде.

Фосетт давно был убежден, что Амазония — регион более трудный для исследования и более важный в научном отношении (ботаническом, зоологическом, географическом и антропологическом), нежели тот, изучение которого он презрительно именовал изысканиями в «бесплодных голых землях, покрытых вечным льдом». И он с раздражением относился к тому, как сильно полярные исследователи захватили воображение публики и какое гигантское финансирование они получают. В свою очередь, Мюррей был уверен, что его поход с Шеклтоном — путешествие, превозносившееся громче, нежели любое из фосеттовских, — делает его выше того человека, который возглавляет нынешнюю экспедицию.

Пока два путешественника присматривались друг к другу, к ним присоединился Генри Костин, британский капрал, который в 1910 году, устав от армейской жизни, ответил на газетное объявление, которое Фосетт разместил в поисках склонного к приключениям компаньона. Низкорослый и коренастый, с густыми усами а-ля Киплинг и глубоко посаженными глазами, Костин оказался самым выносливым и способным помощником Фосетта. Он был в великолепной физической форме, так как в армии служил инструктором по гимнастике; кроме того, он был стрелком мирового класса. Один из его сыновей позже дал ему следующую краткую характеристику: «Крепыш, не терпящий болтовни».

И наконец, в состав отряда вошел Генри Мэнли, двадцатишестилетний англичанин, указавший в качестве профессии слово «путешественник», однако пока мало где побывавший. С ними отправились также несколько носильщиков-туземцев.

4 октября 1911 года экспедиция приготовилась выступить из Сан-Карлоса и начать пешком продвигаться на север по берегам реки Хит. Один из боливийских офицеров предостерегал Фосетта, не советуя ему идти в этом направлении. «Это невозможно, — говорил он. — Гуарайю [индейцы] — злой народ, и их так много, что они даже осмеливаются появляться здесь и нападать на нас, вооруженных солдат!.. Рискнуть пробраться в самую глубь их страны — чистейшее безумие!»

Но Фосетта это не испугало. Как и Мюррея: в конце концов, разве в джунглях труднее, чем в Антарктике? На первом этапе пути отряд с радостью пользовался вьючными животными, на которых Мюррей вез свои микроскопы и сосуды для образцов. Однажды ночью пораженный Мюррей увидел, как полчища летучих мышей-вампиров пикируют с неба, нападая на вьючных животных. «Несколько миль они прошли с ужасными ранами, истекая кровью», — записал он в дневнике. Передние зубы у летучих мышей были острые как бритва, и они прокалывали ими кожу жертвы так быстро и хирургически точно, что зачастую та даже не просыпалась. Своими желобчатыми языками мыши всасывали кровь, иногда в течение целых сорока минут, выделяя при этом особое вещество, мешавшее крови сворачиваться. Кроме того, мыши могли служить переносчиками одного из видов смертоносных микроорганизмов.

Люди быстро промывали и перевязывали животным раны, чтобы в те не попала инфекция, но это была не единственная их забота: как Костин и Фосетт знали по предыдущему путешествию, эти вампиры питаются и человеческой кровью. «Нас всех искусали летучие мыши-вампиры, — позже вспоминал Костин в письме. — Майора кусали в голову, а меня четыре раза укусили в костяшки пальцев на правой руке, по разу в каждую… Поразительно, сколько крови теряется от таких маленьких ранок».

«Просыпаясь по утрам, мы обнаруживали, что наши гамаки пропитаны кровью, — рассказывал Фосетт, — так как каждая часть тела, соприкасавшаяся с противомоскитной сеткой или высовывавшаяся из-под нее наружу, подвергалась нападению этих мерзких тварей».