Затерянный город Z. Повесть о гибельной одержимости Амазонией

В особенности у него были причины беспокоиться насчет доктора Раиса. Фосетт был потрясен, когда КГО в 1914 году вручило доктору золотую медаль за его «выдающийся труд в верховьях Ориноко и на северных притоках Амазонки». Фосетт был глубоко уязвлен тем, что его собственные усилия не получили такого же признания. Затем, в начале 1916 года, он узнал, что Райс готовит новую экспедицию. Судя по информационному сообщению в «Джиографикэл джорнэл», «обладатель нашей медали» доктор Райс намерен был подняться по Амазонке и Риу-Негру с целью «внести дальнейший вклад в наши представления о регионе, прежде уже исследовавшемся им». Зачем доктор возвращается в тот же район? В сообщении не было почти никаких подробностей, за исключением упоминания о том, что доктор Райс строит сорокафутовое моторное судно, способное передвигаться по болотам и везти до семисот галлонов бензина. Оно наверняка стоит целое состояние, но для миллионера это пустяки.

Той же весной, во время жарких боев, Фосетт получил письмо от Королевского географического общества. В нем говорилось, что, признавая его исторические заслуги в картографировании Южной Америки, его также награждают золотой медалью (общество выпустило две золотые медали, равно почетные: Фосетту присвоили медаль Основателя, а доктору Раису — медаль Попечителя). Это была такая же честь, как награды, присужденные исследователям ранга Ливингстона и Бёртона: «мечта всей его жизни», как выразилась Нина. Даже предстоящая экспедиция доктора Раиса и продолжающаяся война не могли притушить восторг Фосетта. Нина, заметившая Келти, что подобные случаи выпадают «лишь раз в жизни», тут же начала планировать вручение медали; оно было назначено на 22 мая. Фосетта отпустили ради этого в увольнение. «Я обладатель этой медали, и я доволен», — заявлял он.

После церемонии он поспешил обратно на фронт: из полученных им приказов явствовало, что британское командование начинает неслыханное наступление с целью положить конец войне. В начале июля 1916 года Фосетт и его бойцы заняли позиции вдоль тихой реки на севере Франции, обеспечивая прикрытие для тысяч британских солдат, вылезавших по лесенкам из грязных окопов и маршировавших на поле боя, сверкая штыками и размахивая руками, точно на параде. С высоты Фосетт, верно, видел немецких стрелков, которым по идее уже полагалось быть уничтоженными за недели артподготовки и бомбардировок. Стрелки появлялись из дыр в земле, поливая наступающих из пулеметов. Британские солдаты падали один за другим. Фосетт пытался прикрыть их огнем, но это оказалось невозможным — защитить солдат, идущих прямо на пули, восемнадцатифунтовые снаряды и огнеметные струи. Никакие силы природы, властвующие в джунглях, не помогли ему подготовиться к этой бойне, задуманной человеком. Клочки писем и фотографий, которые солдаты взяли с собой на поле боя, реяли над их трупами, точно снег. Раненые, вскрикивая, ползли в воронки. Фосетт окрестил это побоище Армагеддоном.

Это была знаменитая битва при Сомме: немцы, также понесшие огромные потери, в письмах домой называли ее «кровавой баней». В первый день наступления погибли около двадцати тысяч британских солдат, почти сорок тысяч были ранены. История британской армии не знала такого количества жертв, и многие на Западе начали считать «дикарями» именно европейцев, а не каких-то туземцев из джунглей. Фосетт, цитируя одного из своих спутников, писал, что каннибализм, по крайней мере, «дает разумный мотив для убийства человека, чего вы не можете сказать о цивилизованном способе ведения войн».

Когда Эрнест Шеклтон, почти полтора года пешком бродивший по Антарктиде, высадился в 1916 году на острове Южная Георгия, он сразу же спросил: «Скажите, а когда кончилась война?» Ему ответили: «Война не кончилась… Европа сошла с ума. Весь мир сошел с ума».

Противостояние все тянулось, и Фосетт часто оказывался на передовой, среди живых трупов. В воздухе пахло кровью и дымом. Окопы превратились в болота, состоявшие из мочи, экскрементов, костей, вшей, червей, крыс. Дождь размывал их стенки, в грязной жиже иногда тонули люди. Однажды кто-то из солдат стал медленно погружаться в яму, наполненную грязью, и никто не мог дотянуться до него и помочь выбраться. Фосетт, всегда находивший для себя прибежище в мире природы, больше не узнавал ее среди разрушенных бомбами деревень, деревьев, лишенных листвы, воронок и высушенных солнцем скелетов. В своем дневнике Лайн писал: «Сам Данте никогда не отправил бы грешные души в столь жуткое чистилище».