Затерянный город Z. Повесть о гибельной одержимости Амазонией

В ходе своих предыдущих экспедиций доктор Райс придерживался умеренно-отеческого подхода к туземцам. Фосетт считал, что индейцев, как правило, следует оберегать от «заражения» Западом, доктор Райс же полагал, что их следует «цивилизовать», и они с женой даже открыли школу в Сан-Габриеле, близ Риу-Негру, и несколько клиник, где служили христианские миссионеры. После одного из своих визитов в школу доктор Райс сообщил КГО, что перемена в «нарядах, манерах и общем облике» детей, а также «атмосфера порядка и труда» представляют «разительный контраст в сравнении с грязной деревушкой с маленькими голыми дикарями» — зрелищем, которое было здесь некогда обычным.

Итак, яномани приближались, а люди Раиса стояли и наблюдали за ними, оснащенные самым разнообразным оружием — винтовкой, дробовиком, револьвером, дульнозарядным ружьем и прочим. Доктор положил приношения — ножи и зеркальца — на землю, туда, где на них мог красиво играть свет. Индейцы (вероятно, видя направленные на них стволы) отказались принять дары; вместо этого несколько яномани подошли к путешественникам, наставив на них луки с натянутой тетивой. Доктор Райс приказал своим людям дать предупредительный выстрел, но его жест лишь спровоцировал индейцев, которые начали пускать стрелы; одна упала у самых ног доктора. Тогда Райс дал команду открыть огонь на поражение. Неизвестно, сколько индейцев погибло во время этой бойни. В послании, адресованном КГО, доктор Райс писал: «Иного пути не было, они выступили как агрессоры, отвергнув все попытки вести переговоры либо заключить перемирие и вынудив нас к оборонительным мерам, которые окончились для них катастрофически, что меня весьма огорчило».

Под огнем индейцы отступили, а доктор Райс и его спутники вернулись к лодкам и бежали. «Мы слышали их леденящие кровь крики, когда они преследовали нас по пятам», — вспоминал Райс. Когда экспедиция в конце концов вышла из джунглей, путешественников стали превозносить за храбрость. Однако Фосетта это возмутило, и он сообщил КГО, что такая беспорядочная стрельба по индейцам достойна всяческого осуждения. Кроме того, он не мог удержаться от замечания, что Райс «драпанул», едва столкнулся с опасностью, и что доктор «чересчур мягкотел для настоящего дела».

Однако сведения о том, что доктор открыл древние индейские рисунки и намерен вернуться в джунгли с еще более впечатляющим количеством аппаратуры, привело Фосетта в ярость: он в это время как раз пытался собрать средства для экспедиции в Бразилию. В Рио он жил у британского посла сэра Ральфа Пейджета, своего близкого друга: тот лоббировал его интересы в бразильском правительстве. Хотя КГО и отказалось тратить свои истощившиеся ресурсы на его предприятие, оно рекомендовало своего знаменитого воспитанника правительству Бразилии, написав в телеграмме, что, «пожалуй, у него и в самом деле репутация человека, с которым непросто уживаться… однако при этом он обладает необычайными способностями преодолевать трудности, которые отвратили бы любого другого». 26 февраля была организована встреча Фосетта с бразильским президентом Эпитасио Пессоа и с Кандидо Рондоном — известным путешественником, руководителем Службы защиты индейцев. Фосетт отрекомендовался полковником, хотя после войны ушел в отставку в звании подполковника. Незадолго до этого он обращался в британское министерство обороны с просьбой одобрить это повышение, поскольку он возвращается в Южную Америку, чтобы собрать финансовые средства для экспедиции, и «это вопрос довольно важный». В более позднем прошении он выражается прямее: «Более высокий чин имеет определенное значение при переговорах с местными чиновниками, так как „подполковник“ не только соответствует местному „commandante“, но и является чином, уважение к которому здесь сильно утрачено из-за множества временных офицеров, которым он был присвоен». Министерство обороны отклонило оба его ходатайства, однако он все равно повысил себя в звании: невинный обман, который он поддерживал столь упорно, что в итоге почти все, включая его родных и друзей, знали его лишь как «полковника Фосетта».

В президентском дворце Фосетт и Рондон сердечно приветствовали друг друга. Рондон, произведенный в генералы, был в форме и в фуражке с золотым шитьем. Его седеющие волосы придавали ему значительный вид; осанка у него была идеально прямая. Другой английский путешественник заметил как-то, что он сразу же невольно привлекал к себе «внимание: его тотчас отличало производимое им впечатление ясно себя сознающего достоинства и силы». Кроме двух путешественников и президента, в комнате больше никого не было.