В следующую же секунду разыгрывается драма. Увидев, что Цонома и Нарни встают и натягивают тетиву луков, я поднимаюсь и начинаю съемку. В то же мгновение сернобык рывком поворачивает к нам голову, и я вижу, как в его глазах застывает страх. Какую-то долю секунды он остается неподвижным, и две отравленные стрелы, просвистев в воздухе, вонзаются в тело животного. Он бросается к кустам, следом за ним бегут два других животных. Охотники, как это ни удивительно, не начинают погоню, а спокойно, расслабившись после большого напряжения, садятся в траву. Они видели, как обе стрелы попали в сернобыка, и знают, что теперь ему не уйти далеко. Сейчас все решает время. Раненое животное не преследуют, потому что долгая погоня утяжелит и без того трудный путь назад с большой ношей.
Меня охватывает нетерпение. Надо скорее найти сернобыка и кончать охоту. Но охотники невозмутимо спокойны. Нарни ложится на спину и скоро начинает негромко похрапывать, а Цонома идет, ухмыляясь, за колчанами и мешками, брошенными позади. Он возвращается, и я впервые замечаю, что у него в мешке короткое, не больше метра, деревянное копье, нож и несколько острых костяных осколков. Он будит Нарни, и мы идем по следу раненого сернобыка. На песке лежит стрела. Еще километр, и самец остается один. Судя по следам, яд уже дает себя знать. Мы идем полчаса. Солнце палит нещадно, и я обливаюсь потом.
След ведет к высокому кустарнику, в тени которого, тяжело дыша, лежит сернобык. У его рта пена, глаза смотрят на нас в упор. Охотники медленно приближаются к нему; в руках у Цономы копье. Видя приближающегося охотника, умирающий сернобык делает последнюю попытку спастись. Вскочив, он подпрыгивает, но, шатаясь, делает всего несколько шагов и останавливается, ловя ртом воздух. Только желание жить еще заставляет его держаться на ногах. При каждом выдохе пена брызжет в стороны. Тело животного дрожит от напряжения. Полузакрытые глаза видят всего в нескольких шагах приближающегося Цоному с копьем. Сернобык наклоняет голову и делает жалкую попытку боднуть его своими длинными, острыми рогами. Но ничего не выходит: споткнувшись, самец беспомощно опускается на колени и не успевает снова подняться, как Цонома, подпрыгнув, всаживает ему копье меж ребер. Сернобык испускает глубокий последний вздох. Охота закончена. Цонома и Нарни счастливы, потому что доказали, на что способны. Я вздыхаю с облегчением: драма в пустыне произвела на меня сильное впечатление.
Мне кажется, будто время давным-давно остановилось, будто я живу в первобытную эпоху, когда человек шел на битву с животными. Да, современный человек утерял связь с природой. Я чувствую себя чужим среди этих людей, обладающих инстинктами и качествами настоящих охотников. Здесь их мир, а не мой. Они родились и выросли в зарослях кустарника, охота — их жизнь, их вторая натура. Впервые за все время я осознаю, какая огромная дистанция разделяет наши два мира, и внезапно ощущаю одиночество. У людей цивилизованных рас множество развлечений. Это верно. Нам могут доставлять наслаждение музыка, скульптура, полотна художников, поэзия, философия, но мы далеки от истоков жизни.
Запах горячей крови отвлекает меня от абстрактных размышлений и возвращает на землю. Цонома и Нарни свежуют сернобыка, аккуратно обрезая мясо по краям ран от отравленных стрел.
Охотники странно относятся к убитым ими животным. Не знаю, говорит в них суеверие или религиозное уважение к мертвым, но они никогда не оказываются впереди животного, которое убили, и следят, чтобы тень от их голов не падала на его тушу.
Цонома и Нарни потрошат сернобыка, очищают желудок и кишки от содержимого и поджаривают их вместе с печенкой на небольшом костре. Они не могут дождаться, пока все хорошо прожарится.
Наш голод утолен (мне тоже достается кусок печенки), и я собираюсь в обратный путь, надо привести сюда лендровер. Не совсем уверенный, что мне удастся найти дорогу, я рисую на песке автомобиль и показываю направление, откуда мы пришли. Нарни понимает в чем дело и идет впереди меня, показывая путь, а Цонома остается свежевать тушу.
По дороге к машине Нарни продемонстрировал исключительно тонкое умение ориентироваться, присущее бушменам. Мы двигались напрямик, не следуя всем изгибам нашего пути во время охоты. Когда мы пришли к машине, был полдень. У меня совсем не осталось сил после утомительной ходьбы по песку в жару.
Подошли остальные охотники, Кейгей и Самгау. Они поймали только гадюку, но вернулись, так как поняли, что два грифа-стервятника, кружащих высоко в небе, хотят поживиться остатками убитого животного. В машине Нарни рассказал им об охоте, и все развеселились. К нашему приезду Цонома успел снять с сернобыка шкуру и разрезать тушу на куски. Голову он отделил, перерубив острым камнем шейные позвонки. Кейгею и Самгау тоже дали поесть, после чего мясо завернули в шкуру и бросили в машину. Над нами уже вился рой мух. Скоро грифы, шакалы и муравьи подберут все, что осталось от убитого сернобыка. Природа любит чистоту.