Затерянный мир Кинтана-Роо

Вероятно, это был самый несведущий профессор из всех, кого мне приходилось встречать, но он был, несомненно, блестящим и искусным преподавателем, потому что не только знал, как заинтересовать аудиторию, но и умел самые незначительные факты сделать очень яркими и живыми для людей, среди которых наиболее молодому было не меньше сорока лет.

Перес заявил мне, что Косумель — самый восхитительный остров, а его жители — самые цивилизованные люди на свете. Потом он сообщил своему сыну, примерно моему ровеснику, что я буду у них ночевать. Повернувшись ко мне, Перес очень серьезно произнес слова, которые постоянно произносят многие мексиканцы, но не придают им значения: «Mi casa es su casa» (Мой дом — это ваш дом).

Такое гостеприимство ободрило меня и, воспользовавшись случаем, я спросил профессора Переса, можно ли здесь найти судно и добраться до Белиза.

— А, так вам надо на побережье Кинтана-Роо? Отсюда можно доехать только до развалин Тулума и больше никуда. Побережье очень опасно, там всюду лес. А что, вам не нравится Косумель?

Мне стоило большого труда разъяснить ему, что на побережье Кинтана-Роо и потом в Белиз я собираюсь ехать вовсе не потому, что мне не понравился Косумель. Но профессор Перес, кажется, не хотел этого понять.

— Оставайтесь до утра, — сказал он уверенно, — и завтра вам не захочется отсюда уезжать. Знаете, на острове есть ваш соотечественник, сеньор Чемберлен. Вы можете его повидать. Раньше тут было еще три француза. Они приехали сюда с Исла-дель-Дьяболо (Чертова острова). Убежали на маленькой лодке и плыли от Ямайки до Косумеля. Все они были хорошие люди. Один, по имени Луи, построил здесь замечательный дом, другой занялся чикле. Теперь все уже уехали.

Я был рад, что три беглых французских каторжника покинули остров. О чем бы я с ними говорил? Что же касается сеньора Чемберлена, то, судя по имени, он наверняка был англичанин.

Выразив сеньору Пересу свою признательность, я, вместе с его сыном отправился к ним домой. Улица, по которой мы шли, вскоре превратилась просто в каменистую, заросшую травой дорогу с домишками по бокам. Мигель Перес остановился перед одним из домов, размотал на двери веревку, и мы вошли в большую грязную комнату без потолка. Над нами была высокая крыша из искусно уложенных листьев веерной пальмы.

Здесь можно было «раскинуть свой гамак». Взяв ржавое ведро, Мигель вышел через заднюю дверь во двор, чтобы набрать в колодце воды для умывания. Немного освежившись, я довольно долго возился с гамаком и противомоскитной сеткой, а потом снова пошел на площадь. Мне хотелось разыскать сеньора Чемберлена.

На мои расспросы, как его можно найти, мне показали небольшой розовый дом на берегу, похожий на ресторан или какой-нибудь бар. Я вошел туда и, к своему удивлению, оказался в шикарном ночном клубе, который мог бы оказать честь любой стране мира.

Пол в нем был выложен красивыми керамическими плитками, на стенах висели цветные репродукции фресок древних майя, найденных в 1946 году в Бонампаке в штате Чьяпас. Это самые лучшие по сохранности фрески среди всей фресковой живописи майя. На них изображены знатные майя в богатых одеждах и музыканты, играющие на глиняных свирелях или на барабанах, обтянутых ягуаровой шкурой. Мое внимание привлекла более современная музыка, доносившаяся откуда-то со двора, и я вышел на террасу, обращенную в садик из пальм и бананов. Посреди этого патио сидели пятеро музыкантов и самозабвенно играли модный южноамериканский танец на барабанах, тамтамах и гитарах. Я просто не верил своим глазам и на секунду даже усомнился, действительно ли я на Косумеле. Когда я спросил мистера Чемберлена, ко мне подошел джентльмен лет пятидесяти с барабаном в руках.

Сообщив, что он не француз, но свободно говорит по-французски, мистер Чемберлен предложил мне выпить с ним и за бутылкой сухого мартини под музыку своих продолжавших играть товарищей рассказал, чем он занимается на Косумеле, и кое-что о доме, где мы находились.

В детстве мистер Чемберлен замечательно играл на скрипке и был настоящим вундеркиндом. Позже он перепробовал всякие профессии, много путешествовал и наконец осел на Косумеле, самом счастливом, по его словам, острове на свете. Из любви к музыке мистер Чемберлен научил здесь кое-кого играть на скрипке и петь, а потом открыл ночной ресторан с единственной целью развлечь своих посетителей. Однако он надеялся, что в недалеком будущем его заведение станет основным пристанищем туристов на острове. Хотя мысль о туристах мне совсем не понравилась, я все же не мог не высказать своего восхищения удивительной атмосферой его клуба.

Целый вечер мы болтали о множестве всяких интересных вещей, но из-за вина, усталости и необычности обстановки все это быстро вылетело у меня из головы. Помню только, что Илиа Чемберлен очень много говорил о художественных ценностях ленинградского Эрмитажа, а я зевал от усталости и удивления.