Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул

Упоминание об одном их этих прототипов можно найти в мемуарах писателя: «Ярче всего, однако, у меня в памяти сохранилась приземистая фигура профессора Резерфорда с его ассирийской бородой, громовым голосом, огромной грудью и своеобразными манерами. Он очаровывал и внушал трепет. Я попытался воспроизвести некоторые его черты в образе профессора Челленджера. Порой он начинал свою лекцию еще до того, как входил в аудиторию — мы слышали ревущий голос, сообщавший: „В венах имеются клапаны“, — или какую-нибудь другую информацию, а кафедра все еще оставалась пустой» (Конан Дойл А. Воспоминания и приключения… — С. 30).

К этому необходимо добавить, что один из ведущих биографов писателя, Дж. Д. Карр, настаивает, что помимо особенностей профессора У. Резерфорда, А. Конан Дойл наделил Челленджера и рядом черт собственного характера: «Профессор Челленджер вырос из своего создателя, как Портос из Дюма, но значительно стремительней. Конан Дойл увлекся Дж. Э. Ч. более, чем кем-нибудь иным из своих созданий. Он мог подражать Челленджеру. Он мог, как мы сейчас увидим, налепить себе бороду и густые брови, как у Челленджера. И за объяснением не нужно ходить далеко. Ведь, не считая непомерного тщеславия Челленджера, он сделал его совершенно откровенной копией самого себя. Как и Челленджер в „Затерянном мире“ да и последующих рассказах, он мог совершать поступки, которые запрещены в привычной нам общественной жизни. И уж если находил на него такой стих, он вполне мог укусить экономку за лодыжку, чтобы проверить, может ли хоть что-то на свете нарушить ее невозмутимость. Он мог бы схватить за штаны репортера и протащить его с полмили по дороге. Он мог бы произносить звонкие внушительные сентенции, скрывая за льстивым тоном изощренные издевательства, как ему всегда хотелось поступать в обращении с тупицами. И, доведенный до предела, он был вполне способен проделать все это в реальной жизни» (Карр Дж. Д. Жизнь сэра Артура Конан Дойла… — С. 191–192).

И наконец, о происхождении фамилии главного героя романа. Challenger — в переводе с английского — «бросающий вызов». Так назывался корабль, на котором совершил исследовательскую экспедицию еще один университетский учитель А. Конан Дойла — зоолог сэр Чарльз Уайвилл Томпсон. Отдельные комментаторы романа даже говорят о том, что именно это событие стало отправной точкой замысла произведения: «На саму идею о „затерянном мире“ Конан Дойля натолкнули, по-видимому, материалы кругосветной океанографической экспедиции на военном паровом корвете „Челленджер“, которая была снаряжена английским правительством в 1872–1876 годах. Оттуда же романист позаимствовал и имя одного из своих героев. Эта экспедиция впервые составила карту глубин трех океанов, провела разнообразные исследования по физике и химии моря и открыла своеобразный мир глубоководных организмов. Научное значение экспедиции было огромно. Для обработки ее материалов был создан специальный институт в Эдинбурге „Challenger Office“, опубликовавший капитальное издание в 50 томах с описанием путешествия, океанографическими, ботаническими и зоологическими исследованиями» (Рождественский А. К. О научной основе романа «Затерянный мир»… — С. 234–235).

11 декабря 1911 года, по завершении работы над романом, А. Конан Дойл написал Гринхофу Смиту, редактору журнала «Стрэнд», где начиная с июля 1891 года — с «Приключений Шерлока Холмса» — традиционно первыми печатались почти все его произведения: «Я думаю, это будет лучший сериал (оставив в стороне особую ценность Ш. Холмса) из всех, мной сделанных, особенно в сопровождении фальшивых фотографий, карт и планов. ‹…› Я надеялся дать книге для мальчишек то, что Шерлок Холмс дал детективному рассказу. Я не уверен, что сорву лавры и тут, но все же надеюсь» (Карр Дж. Д. Жизнь сэра Артура Конан Дойла… — С. 192).

Фальшивые планы и карты, о которых идет речь в письме, как и фотографии А. Конан Дойла в парике, с накладными густыми бровями и с длинной черной бородой, о которых упоминает ранее Дж. Д. Карр, — часть мистификации, затеянной писателем, в рекламных целях решившим выдать свое художественное произведение за реальный документ — путевые записки журналиста Эдуарда Мэлоуна. Они — и фотографии, и карты — должны были, по задумке писателя, сопровождать в качестве иллюстраций публикацию романа в журнале. Однако «Гринхоф Смит забеспокоился. Он говорил, что при всей безобразности маски она недостаточно неузнаваема и может навлечь на журнал неприятности за фальсификацию. „Ладно, — согласился Конан Дойл спустя три дня. — Ни слова о фотографии проф. Ч. Я признаю свою дерзость. Хотя вообще-то это не я. Я лишь болванка, по которой лепился вымышленный образ. Но не выдавайте меня“» (там же — С. 193).