Затерянный мир (сборник)

— Как хочешь, дорогая. Можешь помолиться, — ответил профессор неожиданно тихим нежным голосом. — Все мы будем молиться, только каждый по-своему. Лично я с радостью приму все, что мне ниспослано судьбой. Да, я покину этот мир с легким сердцем. Наверное, такое отношение к смерти — один из немногих случаев, где высшая наука сливается с высшей верой.

— Я затруднюсь сказать, что отношусь к нашему будущему с таким же умиротворением, как и вы, — проворчал Саммерли. — А уж тем более я не испытываю никакой радости. Я просто сдаюсь, поскольку ничего другого мне не остается. Признаюсь честно, что предпочел бы пожить еще годок-другой, ведь я так и не закончил классификацию ископаемых мелового периода.

— Что значит ваша незавершенная работка по сравнению с той громадой, что я вложил в свой монументальный труд «Лестница жизни», тем более, что он так и не продвинулся дальше первой ступени? — напыщенно произнес Челленджер. — Мой гигантский ум, колоссальная начитанность, наконец, бесценный опыт, то есть все, чем я владею, должно было сконцентрироваться в моей эпохальной работе. И все равно я радуюсь.

— Предполагаю, что у всех нас остаются незавершенные дела, — сказал лорд Джон. — Ну, молодой человек, говорите, что вы не успели свершить?

— Я работал над книгой стихов, — кротко ответил я.

— О, мир удачно избежал ее. Вот видите, из всякой, даже самой безнадежной ситуации можно найти выход, нужно только немножко постараться.

— Ну а вы-то что оставляете за собой? — спросил я.

— Так получилось, что я уладил все свои дела и теперь готов ко всему. Правда, я обещал Меривалю съездить с ним весной на Тибет поохотиться на барса. Да. Полагаю, что тяжелее всего вам, миссис Челленджер, ведь вы совсем недавно отстроили этот дом. Славное уютное гнездышко.

— Мой дом там, где Джордж. Но вы правы, я многое бы отдала за одну-единственную, последнюю прогулку по росистой утренней лужайке. С каким бы удовольствием я бы вдохнула глоток чистого воздуха, — мечтательно произнесла миссис Челленджер.

Услышав ее слова, мы все погрустнели. Солнечные лучи прорвали густую пелену тумана и начали заливать равнину ярким радостным светом. Сидя в удушающей атмосфере, в комнате, закупоренной, словно пробирка, мы смотрели на открывающийся за окном величественный прекрасный вид. Он казался нам воплощением сказочной красоты. Миссис Челленджер умоляюще простерла руки к окну. Сдвинув кресла, мы полукругом сели возле него. Запас кислорода заканчивался, приближался конец. Мне показалось, что нас, последних из рода человеческого, начинает накрывать зловещая тень смерти. Я почти физически ощутил, как вокруг нас начинает опускаться плотный занавес.

— Кажется, в этом баллоне кислорода меньше, чем в остальных, — прохрипел лорд Джон, жадно хватая воздух.

— Да, содержащийся в баллоне газ — величина переменная, — пояснил профессор Челленджер. — Количество его зависит от давления и добросовестности работника, заполняющего баллон. Я склонен согласиться с лордом Рокстоном, этот баллон заполнен без должной аккуратности.

— Стало быть, у нас украли час жизни, — горько заметил Саммерли. — Еще один прекрасный пример, подтверждающий сколь подл, корыстен и жалок был мир, в котором мы жили. Однако, Челленджер, уж коли вы так жаждали изучить субъективные феномены физического распада, так приступайте. Ваше время пришло.

Профессор Челленджер обратился к жене.

— Сядь на скамеечку у ног моих, дорогая, и дай мне свою руку. Полагаю, друзья мои, что продолжать наши мучения неразумно. Здесь слишком мерзко. Ты согласна со мной, любовь моя?

Миссис Челленджер застонала и уткнулась в колени профессора.

— Мне не раз доводилось видеть, как люди зимой купаются в прудах. Лучше всех приходится тем, кто входит в воду первыми. Они уже плавают, а двое-трое человек еще продолжают трястись на берегу и страшно завидуют им. А последнему хуже всего. Я за то, чтобы не канителиться, а прыгать сразу.

— Вы полагаете, что нужно открыть окно и вдохнуть яд?

— Это, по крайней мере, лучше, чем сидеть здесь и задыхаться.

Саммерли с видимой неохотой согласно кивнул и протянул руку Челленджеру.

— В прошлом мы с вами частенько ссорились, но давайте забудем о наших разногласиях, — проговорил он. — Я уверен, в глубине души мы уважали и любили друг друга. Прощайте.

— Прощайте, юноша, — сказал лорд Джон. — Ну и здорово же вы заделали окно, не откроешь.

Челленджер наклонился и, приподняв жену, прижал ее к своей груди. Она обхватила его могучую шею.

— Мелоун, подайте-ка мне вон тот полевой бинокль, — спокойно попросил Челленджер.

Я выполнил его просьбу.

— Мы вновь предаем себя в руки силы, создавшей нас, — прогремел голос профессора и с этими словами он швырнул бинокль в окно.

Не успели отзвенеть рассыпавшиеся по полу осколки, как в лица наши ударил сильный порыв ветра. Остолбенело мы вдыхали свежий, благодатный аромат раннего утра.

Сколько мы просидели так, не шевелясь, сказать не берусь. Помню, что первым затянувшееся молчание нарушил профессор.