Затерянный мир (сборник)

Говоря о профессоре Саммерли, не буду перечислять его научные заслуги. Здесь я не смогу поведать читателям ничего нового. Отмечу лишь то, что, приглядевшись к нему повнимательнее, я понял, что этот человек значительно лучше подготовлен к трудной и опасной экспедиции, чем это мне показалось вначале. Его худое подтянутое тело не подвластно усталости, а манера относится ко всему со снисходительной, а подчас и язвительной, иронией не покидает его ни на минуту. Несмотря на свои 67 лет, он — удивительно вынослив. Пока что я ни разу не слышал от него каких-либо брюзжаний на трудности скитальческого быта. Честно говоря, я готовился к тому, что участие в экспедиции старика-ученого подкинет нам много проблем; но теперь обязан признать, что его стойкость и приспособленность к суровой походной жизни ни в чем не уступает моим. По характеру, как я уже упоминал, он — язвительный скептик. Во всяком случае, до настоящего времени Саммерли почти не сомневается в том, что профессор Челленджер нас обманул, — все наше предприятие будет представлять последовательное, к сожалению опасное, разоблачение его шарлатанства, и в конце концов, если нам суждено вернуться в Англию, мы станем объектом насмешек, или, в лучшем случае, снисходительного сочувствия. Кисло улыбаясь и смешно подергивая козлиной бородкой, он неустанно делился с нами печальными размышлениями на эту тему на протяжении всего пути от Саутгемптона до Манаоса. Однако, ступив на твердую почву, он заметно повеселел. Причиной такой перемены оказалось невиданное обилие в этих краях насекомых и птиц. Будучи личностью, без остатка поглощенной страстью к научному познанию, он проводит дни напролет, гоняясь по лесу с ружьем за диковинными пернатыми и с сачком за бабочками, а вечером препарирует трофеи дня. Портрет окажется неполным, если обойду тот факт, что профессору Саммерли совершенно наплевать на свой внешний вид. Не могу припомнить, чтобы он пользовался утюгом или расческой. Крайне рассеянный человек, он много курит, пыхтя длинной пеньковой трубкой. Тяготы скитальческой жизни для него не новость, так как в молодости ему уже приходилось принимать участие в похожих экспедициях под предводительством Робертсона в Папуа.

Лорд Джон Рокстон, будучи кое в чем похожим на профессора Саммерли, представляет ему, однако, по сути полный антипод. Не смотря на то, что он, по меньшей мере, на 20 лет моложе, он так же сухощав и жилист, так же сутул в плечах. Однако за своей внешностью следит с величайшим вниманием. Его наружность я достаточно подробно описал в записках, оставленных в Лондоне. Он — всегда опрятен и ухожен, предпочитает носить костюмы из белого тика. На ногах — высокие коричневые ботинки с длинной шнуровкой; ежедневно бреется. Человек дела, он не любит многословия, всегда кажется погруженным в какие-то раздумья, но в контакт входит легко и охотно, никогда не переспрашивает, будто не расслышав собеседника; всегда находит какую-нибудь элегантную шутку, чтобы снять ненужное напряжение; обладает поистине энциклопедическими познаниями в географии (особенно Южной Америки), искренне верит в то, что наше путешествие принесет в мир небывалые открытия, на научный скепсис профессора Саммерли не обращает внимания; обладает приятным баритоном и благородными манерами. Однако не исключено, что за внешним спокойствием скрывается неистовый темперамент, способность накаляться до ярости и принимать непреклонные решения, тем более грозные оттого, что лорд Рокстон обычно сдерживает свои чувства. Он не очень много рассказывал о своих прежних посещениях Бразилии и Перу, и потому для меня оказалось неожиданным откровением то, как его принимают аборигены берегов Амазонки. Они взирают на него с беспредельным почтением, почти как на божество, видя в нем защитника их прав; называют рыжеволосым вождем, — о нем уже сложили легенды. Фактическая же сторона его славы такова.

Несколько лет назад лорд Рокстон оказался на, так сказать, нейтральной земле, — территории спорной в отношении государственной принадлежности из-за того, что официальные справочники до сего дня неточно определяют в этих местах границы между Перу, Бразилией и Колумбией. На этом достаточно обширном ничейном участке обильно произрастает каучуковое дерево, принесшее местным жителям не меньше бед, чем каторжный труд на серебряных копях Дарьена во времена испанского засилья.

Группа предприимчивых метисов захватила этот район; посулами, подачками и угрозами склонила на свою сторону некоторое количество индейцев, снабдила их оружием; а остальные были превращены в рабов на каучуковых плантациях. С восхода до заката они рубили деревья и сплавляли стволы вниз по реке до Пары.

Поначалу Джон Рокстон пытался вступиться за несчастных, посылая письма хозяину плантации Педро Лопесу. В них он убеждал его ввести послабления потогонного режима и сменить принудительный труд на свободный найм; однако в ответ ничего не добился, кроме оскорблений и угроз. Тогда лорд Джон Рокстон объявил Педро Лопесу самую настоящую войну.