Затерянный остров

Она снова пришла в себя среди ночи и не могла понять, где она, но потом узнала Нориа, которая спала рядом с ней. Паула тихо встала и, еще нетвердо держась на ногах, вышла из палатки. По всему телу она чувствовала легкое жжение, но это была терпимая боль. Она спрашивала себя, что они сделали с ребенком и действительно ли ушли носильщики.

Паула посмотрела на костер: носильщиков там не оказалось. Она сделала еще несколько шагов вперед, чтобы отправить естественную потребность, и оглянулась при этом. На улице никого не было. Носильщики действительно ушли. Возвращаясь к себе, она услышала тихий плач, который был ей уже знаком, — он доносился из палатки Вильнева. Но это не вызвало в ней никаких теплых чувств, только враждебность. Она не хотела бороться с этим. Да, она не оставила новорожденного на съедение муравьям, но и все, это был не ее ребенок. Только из любопытства она направилась туда. Почему Мортен не взял на себя эту обязанность? Собственно говоря, она была практически уверена, что ребенка уже окрестили.

Она заглянула в палатку и увидела Вильнева, который нежно качал ребенка на руках. Как раз в тот момент, когда она собиралась выйти, он заметил ее и подошел.

— О чем вы при этом думали? — спросил он, и его голос прозвучал очень враждебно.

— Нужно было оставить его муравьям?

— Зачем вы вмешались? В этой стране мы — гости и должны уважать существующие здесь обычаи и традиции, даже если они кажутся нам смешными.

— То есть это шутка? Как же это лицемерно! Раньше вы иначе говорили. Разве вы не врач? Разве вы не давали клятву? Вы и правда думаете, что человеческая жизнь не так важна, как обычаи и традиции?

— Нет. — Он продолжал тихо укачивать ребенка, как ценное сокровище. — Вы хотите взять заботу о нем на себя?

— Нет! — Паула выкрикнула это так громко, что мальчик начал плакать.

Вильнев вздрогнул и язвительно улыбнулся.

— Вы его спасли, а все остальное вам безразлично. Ага. — Он засунул мальчику в рот свой мизинец, и тот сразу же начал его сосать.

Пауле захотелось дать Вильневу пощечину и убежать прочь.

— Ага, — повторила она, думая, какому порыву последовать.

— Он голоден. Что будем делать? — Вильнев посмотрел на нее.

— Нам нужна кормилица, — сказала Паула.

— Ну, у нас ее нет, как и носильщиков. Мы предоставлены сами себе. Что будем делать?

— Готовить чай? — предложила Паула.

— Молоко, нам нужно молоко. — тяжело вздохнул Вильнев. — Ему осталось максимум пару дней, потом он все равно умрет.

— Ласло достанет нам козу. — Нориа стояла у входа в палатку. — Когда он сегодня ходил за ножами, он видел коз.

Нориа подошла ближе к Вильневу и взяла у него малыша.

— Госпожа Келлерманн, это было ошибкой — спасать его, это принесло нам большие трудности. — Прежде чем Паула смогла сказать что-то в ответ, Нориа продолжила: — Но это было не так уж и неправильно. Я дам ему чай.

— Я тоже голодна, — сказала Паула и последовала за Нориа к костру. Суп все еще стоял на тлеющих углях. Паула налила большой ковш супа в кружку и осторожно попробовала его. Он был горячим и понравился ей.

Нориа попыталась напоить ребенка чаем, что ей сначала не удавалось, но затем мальчик успокоился и выпил целую кружку.

— Я тоже как ребенок. — прошептала Нориа, и Паула не была уверена, говорила она это ей, или младенцу, или самой себе. — Я не только родилась во второй месяц, адаоро, месяц, который приносит детям огонь и несчастье. Нет, у меня еще есть брат-близнец, и в Мананяри, где я родилась, это фади. И по сей день фади. Меня бросили у реки с крокодилами, где меня нашли миссионеры, которые проплывали мимо на лодке.

Паула не знала, что сказать, поэтому она молчала.

— Они окрестили меня в честь святой Элеоноры Английской, потому что нашли меня в день ее памяти, двадцать первого февраля. Но другие дети не могли правильно выговорить это имя, и так я стала Нориа.

— Я очень рада, что ты осталась жива. Без тебя мы были бы так же беспомощны, как этот ребенок. — Паула вспомнила, что Нориа рассказывала им в Амбохиманге. — И, возможно, ты держишь в руках следующего премьер-министра.

— Да, возможно, но носильщики ушли и больше не вернутся.

— Это мы решим завтра. Утром. — Паула доела суп, спросила Нориа, может ли младенец до утра остаться с ней, и вернулась в свою палатку, где заснула, не успев даже укрыться.

17 Письмо Матильды

Амбалавау, утро 10 августа 1856 года

Моя любимая Флоренс!

Это хорошо, что я вчера вечером пошла посмотреть на свою ваниль, так как из-за шторма брезент развязался, но я пришла вовремя. По дороге я споткнулась о маленький тотем, и боюсь, что это ничего хорошего не предвещает. Возможно, отец Антоний прав относительно своих мрачных предчувствий.