Затерянный остров и другие истории

Но эта дикая история имеет, к счастью, самый неожиданный и прекрасный конец. Четверо Мужей, опасаясь, что злобное сердце, заключенное в камень, все же будет творить свое черное дело, промолвили: «У края тропы мы должны поместить созданий столь добрых и величавых, чтобы они были могущественней, сильнее, действеннее этого зла». И тогда они выбрали в народе самых добрых, самых добродетельных мужей, чьи сердца были полны любовью к своим сородичам, и превратили этих милосердных душ в статную группу деревьев Соборной рощи.

Сколь славные плоды принес со временем замысел Сагали Тайи! Добро одержало победу над злом, как он того пожелал; разве не скрыт камень где-то в неведомой части парка, так что ничей глаз не видит его? И разве тысячи людей, что прибывают к нам из самых дальних концов света, не ищут этого исполненного чудной красоты места, чтобы замереть во власти величавого молчания, почти благодати, которой веет от группы исполинов-деревьев?

Эта история больше, чем любая другая из всех, что индейцы Ванкувера поведали мне, раскрывает любовь племен Побережья к доброте и ненависть — к жестокости. Если племена эти и были когда-то воинственным народом, не похоже, чтобы они уж очень гордились своим прошлым. Заговорите с кем-нибудь из них, и, отзываясь о человеке, которого особенно почитают и любят, они первым делом скажут: «Он человек добрый». Перечисляя качества, столь ценимые краснокожими, они никогда не назовут его храбрым или богатым, удачливым или даже сильным. По разумению прибрежных племен, если человек добр, он уже обладает всем. И почти все их легенды, без исключения, повествуют о наградах за нежность и самопожертвование, за физическую чистоту и непорочность помыслов.

Зовите их сказками, если угодно, — во всех них есть здравый смысл, рожденный, без сомнения, незаурядным умом; больше того, в них говорится о вере индейцев в торжество лучших порывов человеческого сердца и в сокрушительное поражение худших.

Беседуя со многими из моих добрых тилликумов, я убедилась, что предание о чародейке относится к числу наиболее известных, и из всех, в которые они меня посвятили, пользуется наибольшим доверием.

ОЛЕНЬЕ ОЗЕРО

Сто лет назад, в дни первого из вождей Капилано, лишь немногие белые люди отваживались забираться в глубь материка. В те дни добыча могучей реки Фрейзер потоком шла в меднокожие руки. Но и те, кто заходил далеко, все же не достигали самых отдаленных уголков этой земли, как в наше время, когда золото с истоков реки Фрейзер, лосось с устья, лес с ее берегов прославились на весь мир.

Там, где ныне властвуют город и индустрия, торговля и коммерция, купля и продажа, были в ходу лишь опыт рыболова да сноровка охотника. В те дни нога, обутая в мокасин, ступала бесшумно, не рождая эхо на лесных тропах. Простые орудия, руки да утварь индейца были единственными средствами добывания пищи. Жизнь его зависела от личной отваги, от навыков лесовика и знания речной жизни. И поскольку перед вами рассказ об остроге из кости оленя, читателю прежде всего необходимо отнестись с пониманием к тому, что этот простой инструмент, выточенный самым искусным образом, был бесценным в глазах первого из Капилано, к которому он перешел, сменив три поколения предков, в свою очередь опытных охотников и рыболовов.

Сам Капилано не знал равного в метании остроги. Как никому другому, ему были ведомы все капризы реки Фрейзер и повадки ее многочисленных обитателей. Знал он каждый островок и отмель, каждый валун на реке, каждый залив и тихую заводь; ведомы ему были и нравы приливов. Он знал места нерестилищ, скрытые ручьи, что питают большие реки; все протоки, ведущие к озерам, окруженным кольцами скал, хитрость и коварство бурных речных стремнин. Он знал, как найти звериные логовища и птичьи гнездовья, и слыл мастером в хитроумном искусстве, без которого не обойтись человеку, когда соревнуется он с тонкими уловками диких созданий неосвоенной природы.

Лишь однажды сноровка подвела его, лишь однажды Природа озадачила его таинственным хитросплетением проток и диких наваждений. Было это, когда вышел он к устью неведомой речки. Долгие столетия пряталась она от человеческого глаза да и теперь — так говорят сквомиши — по-прежнему поет свою песню, устремляясь потаенными путями, ведущими от озера к морю.