Затерянный остров

Коммандер тем временем уже покинул остров Пасхи и настоящее. Он снова отдавал приказы на кораблях, которые уже двадцать лет как пошли в переплавку. Он салютовал воображаемым адмиралам и распекал призрачные отряды курсантов. Он садился на мель в Портсмуте и рапортовал о прибытии на службу в Шанхае, отправлялся на рыбалку под Лагмутом, и что-то у него там не ладилось с удочкой. Из зрелого возраста его то и дело заносило в далекое детство. Пару раз Уильям разобрал в его бормотании собственное имя, и ощущение призрачности только усилилось. Отчаянно клонило в сон, однако он не сдавался, и перед самым рассветом его одолел приступ тяжелейшей депрессии. Уильяму казалось, что все труды напрасны, жизнь закончилась, так и не успев начаться, он один как перст, от этого одиночества никуда не деться, и отныне ему уготованы лишь позор, разочарование, страх и муки. Неимоверным усилием он все же вынырнул из этой трясины, заставив себя думать только о несчастном больном, чье сознание металось, словно птица, в клетке воспоминаний. В этом беспорядочном бреду вся простота и сердечность коммандера проступили куда явственнее прежнего. Почему-то именно теперь, когда сам коммандер, по сути, отсутствовал, блуждая в дебрях пространства и времени, Уильям разглядел его как никогда отчетливо и позабыл до поры о собственных расплывчатых страхах. Ему хотелось схватить коммандера за руки и вытащить обратно в обычную жизнь — он сам не ожидал от себя привязанности такой силы и глубины. Однако оставалось только ждать. Беспомощный, потерянный, Уильям смотрел на осунувшееся горящее лицо, постепенно теряющее знакомые черты.

На следующий день состояние коммандера не изменилось, в себя он так до конца и не приходил. Друзья сделали что могли — при участии Первиса, который любезно предлагал помощь. Все понимали: исход невидимой битвы, идущей где-то в теле коммандера, от их действий не зависит больше никак. В какой-то момент температура подскочила почти до сорока одного, но к вечеру спала. Падала она всю ночь, продолжила снижаться и утром, которое ознаменовалось сильным ливнем. Несколько часов затем коммандер проспал самым обычным здоровым сном и проснулся в полном сознании — тихий, отрешенный, безмерно уставший.

— Ну, коммандер, сегодня вы молодцом, — заявил Рамсботтом. За эту ночь он тоже осунулся, под глазами набухли большие фиолетовые мешки.

Коммандер медленно-медленно покачал головой:

— Нет, вряд ли. Боюсь, что нет.

— Глупости! Вид у вас куда бодрее. Согласитесь, Дерсли.

Коммандер плавно перевел взгляд с Рамсботтома на Уильяма, потом обратно.

— Доставил я вам хлопот, друзья. Простите.

Оба в один голос заверили его, что никаких хлопот не было.

— Что это за шум?

— Дождь. Льет как из ведра. Ни зги не видно.

Коммандер кивнул, потом еще и еще раз, словно мысль о сильном ливне доставляла ему тайное удовлетворение. Тяжело дыша, он заговорил снова, так тихо, что друзьям пришлось наклониться ближе.

— Посмотрели статуи, Дерсли?

— Нет, еще нет, — ответил Уильям беззаботным тоном, который стоил ему невероятных усилий. — Дождусь вас, коммандер, вместе и посмотрим.

Губы коммандера искривила улыбка.

— Не ждите. Долго будете ждать. Долго-долго…

Минуту-другую все молчали, и казалось, обреченная тишина, прерываемая лишь барабанной дробью дождя за единственным холодным окном, поселилась в этой комнатушке навечно. Уильям хотел сказать что-нибудь — что угодно, лишь бы развеять злые чары, но ничего не шло на ум.

— Кстати! — наконец воскликнул Рамсботтом с напускным и насквозь фальшивым оживлением. — А что, если…

Он осекся, уловив едва заметный жест коммандера. Тот заговорил, но голос послышался не сразу, возвращаясь неуверенно, постепенно.

— Пожалуйста, кто-нибудь… У меня в вещах молитвенник — я его везде вожу с собой, — он точно там есть. Принесите его, пожалуйста, положите рядом. Я почитаю позже. Надо перечитать. Не сейчас, потом. Сейчас темно, а я устал. Посплю, наверное.

— Правильно, — кивнул Рамсботтом. — Поспите. А потом проснетесь отдохнувшим и почитаете в свое удовольствие. Если сами не захотите, мы вам почитаем — нам полезно, особенно Дерсли.

— Вы хороший друг, Рамсботтом. Вы оба хорошие друзья, — прошелестел коммандер невнятно.

Он проспал до середины дня, и когда проснулся, оба находились рядом. Глаза коммандера открылись, голова качнулась вперед, губы шевельнулись — друзья уже хотели заговорить с ним, но голова откинулась назад каким-то механическим движением, а пальцы вцепились в одеяло. Уильям с Рамсботтомом еще долго не могли поверить, что он мертв.

4