Затерянный в сорок первом

– Есть, – Егоршин изобразил неспешную рысь, но шагов через десять продолжил неторопливое поступательное движение. Совсем нюх потеряли.

– Так, пока Кошки нет, доведите нам, товарищ капитан, свое видение прошедшей операции.

– В целом операция прошла удачно. Что удивительно, противник попался практически на все наши уловки, естественно, имею в виду глобальные и заранее просчитанные. Во время самих боевых столкновений немцы действовали очень быстро, напористо, опережая нас тактически. Из-за этого мы и понесли такие потери. Несмотря на отработку тактики охватов и отходов, с использованием отсечки противника огневыми группам прикрытия, которые пытались изучать по вашим указаниям, преобладают два способа ведения боя – стоять насмерть и бежать быстро. То и другое, в конце концов, заканчивалось плохо.

– Понятно, но не боги горшки обжигают, научимся. Что можете сказать по силам, задействованным против нас?

– Здесь мало что известно. Как минимум один раз, уже в самом конце, столкнулись с противником, вооруженным большим количеством автоматического оружия, в том числе и пулеметов. Это они навели на нас авиацию, вероятно, имели радиосвязь. Вцепились в нас крепко, какое-то время помогал их сдерживать миномет, а затем прилетели самолеты. Сначала они отбомбились по нам, но не слишком точно, хотя мне и досталось. Байстрюк заметил, что немцы ракеты пускают в нашу сторону, ну и запустил в их. Со второго захода авиация позиции немцев и накрыла, а мы под это дело ушли. Но, как я и говорю, в бою мы сталкивались только с небольшими отрядами, вооруженными скорее как обычная пехота. Разведка докладывала, что дороги на восток были перекрыты плотно, но какими силами, сказать не могу. Нет полных данных.

– Что-нибудь по потерям немцев сказать можете?

– Нет. Поле боя за нами ни разу не оставалось, потому подсчет потерь противника невозможен. Косвенно, по наблюдениям во время боев и подрывов мин и ловушек – до полусотни убитыми и ранеными. Если взрывы ловушек не были просто ликвидацией обнаруженных.

– Ясно. А вот и старшина с моим ординарцем.

– Здравствуй, Георгий, как нога, спина?

– Здравия желаю, товарищ командир. Почти все зажило, не как на вас, но терпимо.

– Хорошо, садись, будешь протокол вести. Итак, первое. Мне нужны будут рапорты всех, я повторяю, всех командиров, до отделений и отдельных групп включительно. Форма свободная, главное в этих рапортах – это действия как наши, так и противника. Буду рад, если командиры опросят подчиненных и проявят фантазию, предлагая к применению схемы ведения как боевых действий, так и методов разведки и подготовки позиций, или, наоборот, укажут недостатки наших прошлых действий. Вы, товарищ капитан, назначьте, ну скажем так – экспертную группу, которая проработает эти материалы и сведет все воедино. Не отметайте никакие, даже на ваш взгляд фантастические или абсурдные предложения, а сведите их в отдельный отчет, возможно, и оттуда сможем что-либо почерпнуть. Да, никаких наказаний за высказанные мысли, даже если они вам покажутся неэтичными или просто преступными.

– Извините, а что значит неэтичными или преступными?

– А я почем знаю, ну например, вдоль дорог немецкие головы на колы насаживать.

– Но это и правда преступление, к тому же вы представляете, как они отыграются на гражданском населении?

– Я же не призываю вас исполнять, внесите в отдельный отчет, может, через год и такой способ покажется вам вполне подходящим, особенно если фашистам не на ком будет отыгрываться.

– Вы думаете, что они могут…

– Они много чего могут. Человек вообще тварь неприятная, а вооруженная передовой доктриной национального превосходства… Ну вы поняли. Теперь по вооружению и взрывчатым веществам. Старший сержант, как прошел последний выход?

– Схрон нашли, не тронут. Сто двадцать детонаторов, сорок нажимных и натяжных взрывателей, минных, детонирующий и огнепроводный шнур. Заминировали железку, опять там же, вы сами говорили, – пусть условный рефлекс вырабатывается. Взрыв слышали, что взорвалось, не в курсе – дымок от паровоза был, а вот что вез, не знаю.

– Хорошо, один вопрос снят – минные взрыватели есть, а заряды организуем. Плохо, что немецкие гранаты нельзя под растяжки приспособить.

– Вообще-то можно, – Матвеев вопросительно посмотрел на меня и, получив в ответ одобрительный кивок, продолжил: – Только нужны либо резина, либо еще какой гибкий материал, хорошая ветка может вполне подойти. Надежность. конечно, поменьше, да и конструкция сложнее, устанавливать геморройнее. Терка в немецких гранатах не очень – длинный ход срабатывания, да и сорвет саму гранату с опоры. Тут такая хитрая схема – сгибается упругая ветка, к концу которой крепится вытяжной шнур «толкушки» или «тридцать девятой». Затем конец ветки закрепляется с помощью деревянной рогульки, которая сама «контрится» колышком. А вот к нему уже и привязывается растяжка на вытяжение.

– Уже пробовал?

– Крамской ставил, когда уходили, один раз даже взрыв слышали, но опять же – сама сработала или подорвали, кто ж ее знает?