Я спросил у него, как обычно спрашиваю, когда появляюсь в дверях на работе или когда возвращаюсь домой:
— Никто не звонил?
Он, будто и ждал именно такого вопроса, ответил без промедления:
— Звонили.
— И что ты сказал?
— Попросил еще позвонить... — и он, словно посетовав на мою недогадливость, пожал плечами.
Судя по некоторым наблюдениям, наши два полных котелка произвели на него вполне благоприятное впечатление. Мне показалось, что со стороны Алексея послышался некий специфический звук, который возникает при голодной спазме в желудке.
Кстати, о желудке. Побаливает потихоньку. Противненько, надоедливо ноет. Зато с удовлетворением отмечаю, что с каждым днем мой брючный ремень приходится затягивать все туже и туже.
Обед получился поистине царским: грибной бульон— это первое. Второе—грибы из бульона. На третье—малина. И еще четвертое блюдо — горячий отвар из шиповника. Покончив с обедом и благоразумно оставив малину на ужин и даже на завтрак, мы пришли к единодушному мнению, что так вполне можно жить.
Полного голода, как такового, мы еще не испытывали, но слабость ощущалась сильная. А головокружение почти не проходит. Леша объяснил, что это из-за недостатка белков.
Толя, человек неустанный, попросился разведать лес в той стороне, куда мы еще не заглядывали. Может, там что-нибудь попадется. Вернулся он через час, как мы условились. Принес два подберезовика. Больше не нашел ничего.
Ближе к вечеру стал накрапывать дождик. До сих пор нам везло: грозовые тучи пока обходили нас стороной и дождичек если и поливал, то мелкий и кратковременный. А сейчас, чувствовалось, приближается нечто серьезное.
Мы с Толей быстро нарубили шесть кольев и вбили их в два параллельных ряда. Два средних — чуть повыше других, так, чтобы получилась двухскатная кровля. Потом натянули потуже пленку, крепко привязав ее к концам кольев шнурками. Кажется, и в сильный ветер должно устоять... Но Толя со своей стороны сделал надежнее, как всегда более аккуратно, чем я, и в результате с края, где лежал Алексей, потекло. Не на него, правда, но потекло. Отметил свой просчет. Надо учесть на будущее.
Дождь заметно усилился. Сначала это был какой-то неуверенный дождик, а потом разгулялся, словно обретя веру в себя. Дрова, собранные в кучу возле костра, почернели, промокли. И я, глядя на них, обеспокоенно думал: будут ли они гореть теперь, мокрые?
Стало совсем темно. Лишь костер бросал желтые отсветы, вырывая у мрака небольшое пространство. Струи ливня хлестали с оглушительным треском по туго натянутой пленке, били по стволам и кронам деревьев, создавая ровный и громкий шорох. Как бы хорошо было спать сейчас в теплом доме, возле огня, поев хоть немного горячей картошки с хлебом и солью... Только где-то очень далеко это от нас...
Дров в костре оставалось все меньше—таяли почти на глазах, и я вылез под дождь, чтобы подбросить несколько сучьев потолще. Под дождем находился я всего секунд двадцать, а куртка промокла насквозь. Зато костер испытание выдержал: горел теперь ровно и высоко. Пламя поднялось такое большое, что мне показалось, будто струи дождя не достигают углей, а испаряются в воздухе.
Надеясь поддержать огонь в силе и слишком часто дров не подбрасывать, мы с Толей подтянули вплотную к костру, но с разных сторон два больших бревна. Так, что угли получились как бы зажатыми по бокам костра. А на эти бревна положили другие, поменьше. И те и другие, казалось, промокли насквозь. Я рассчитывал, что бревна будут гореть много позже, а прежде будут долгое время сохнуть и вдобавок послужат крышей костру.
Укладываясь спать, мы старались поплотнее прижаться друг к другу. Так ненадолго удавалось удержать тепло. Однако неуютно было в нашем логове, надо признаться...
Все молчали. Даже обычной «спокойной ночи» никто никому не сказал. В таких условиях это пожелание прозвучало бы подобно насмешке. Потом, окончательно осознав, что не уснуть, мы сели и стали глядеть на огонь. Толя сказал как-то очень тоскливо:
— Плохо, когда нет магазина...
Мы с Лешей промолчали, внутренне с ним горячо согласившись. Поерзав, Коваленко попросил Алексея:
— Включи свет, что ли... А то совсем темно стало...
Алексей на эту просьбу никак не отреагировал. Тогда Коваленко ее уточнил:
— Люстру, пожалуйста.
— Да он выключатель найти не может,—ответил я за Лешу.
— Не в этом дело, — присоединился к игре Алексей, — пробки перегорели.
Хорошо все же, что люди, когда им тоскливо, могут шутить. И дело даже не в качестве шутки, а в принципе. Раз человек шутит, значит, еще не все потеряно. Значит, есть еще силы, и, значит, осталась надежда. Кажется, даже теплее немного стало...
Выждав, снова легли. Надо попытаться уснуть.
Вокруг густая, кромешная тьма. Дождь в траве шелестит. Огненные языки нет-нет да и высовываются хищно в щели меж бревнами.
Когда-то и эти бревна были деревьями...
ГЛАВА ПЯТАЯ