В том, что произошло с Дориным, была явно видна, и Маркиз с ним согласился, чья-то злая воля, только осталось еще выяснить – чья. Мысли у Андрея кое-какие на эту тему были, но для их реализации нужно было время, силы и деньги. А в наличии имелось только первое.
– В какую-то игру ты попал, молодой человек, – резюмировал Маркиз. – Ладно, давай-ка спать укладываться – завтра на работу идем.
Дорин понимал, что обязан этому странному человеку, обязан здоровьем, а может быть и жизнью, но четко осознавал, что никакую работу пока не потянет.
– А что делать-то будем? – как-то даже робко спросил он. – Я ведь, ты прости, пока ни на что не способен. Только сидеть, да и то с трудом, могу.
– Вот и будешь сидеть. И милостыню просить у людей добрых. – Маркиз снял со стены непонятного возраста и цвета кофту и пристроил ее на своем топчане вместо подушки.
– Попрошайничать? – встрепенулся Андрей. – Я… я не могу…
– Что так?
– Ну… Это стыдно… Это как-то… даже не знаю…
– А чего же стыдного? Знаешь, как говорил святой Иоанн Кронштадтский? «Подающий милостыню – дает взаймы Богу». И еще кто-то из святых писал, что милостыня важнее для того, кто ее дает, чем для того, кто ее получает. Потому что тому, кто дает, многие грехи за это отпускаются. Вот мы завтра и пойдем людям помогать, чтобы им грехов прощалось побольше.
– Нет, – Дорин не знал, чем еще аргументировать.
Он понимал, что не имеет права отказать этому человеку, не имеет хотя бы потому, что не может дать ему вообще ничего. Андрей решил, что завтра, несмотря на боль в ребрах, добредет до кого-нибудь из ближайших знакомых; Фишерович, например, живет недалеко отсюда, и попросит взаймы. Ох, и поглумится над ним дед.
– А вот этого делать не стоит. – Маркиз, как и недавно, словно подслушал мысли Андрея. – Суп, в который ты попал, он ведь неизвестно почему варится. И вдруг ты к кому из друзей пойдешь и на него беду накличешь? Небось сейчас не про жену с дочкой подумал? А других, значит, не жалко?
– А ты сам, Маркиз, не боишься быть рядом со мной? Суп мой и тебя ошпарить может, разве нет?
– А те же святые говорили, что низкому, в смысле положения, ничего не страшно – падать некуда, он и так в самом низу. Что со мной могут сделать? Убить? Так я и так давно умер. Покалечить? Так и нога у меня давно покалечена, я привык. В тюрьму посадить? Так я там был, и там жить можно. Так что чего мне бояться? А знаешь, когда действительно стыдно христарадничать? Когда сам можешь заработать, а у людей клянчишь.
– Мне же нельзя на люди, – Дорин уцепился за этот аргумент, как за последнюю соломинку. – Я в розыске, ты забыл?
– А мы тебя завтра тряпицей обернем. Так и так нехорошо тебе с такой мордой разбитой перед людьми светиться. А мы малость забинтуем раны твои, да и ушко прихватим, вот никто тебя и не узнает.
ГЛАВА 19
Как же она на него орала… Лена даже не знала, что может так кричать на человека. Перепуганная Вера Васильевна закрыла дверь на кухню, потом в детскую, чтобы Сонечка не услышала. Слава Богу, стены были толстые, сталинской постройки дом был – то ли полярников, то ли старых большевиков, и крики Андреевской угасали в кирпичной кладке, наверняка действуя при этом на нее разрушающе.
А Брайловский только что в ногах не валялся, прося прощение за то, что так подставил Андрея, опоздав на встречу, и еще за то, что не приехал вчера, чтобы рассказать Лене о происходящем.
– Ну откуда я знал, что тут у вас случилось, – оправдывался он. – Я же думал, вы вместе…
– А мы – вместе, вместе, вместе!.. – кричала она в ответ. – Как ты смеешь даже думать о том, что это не так! Ты… Ты… Ты просто намеренно хотел… Ты его подставил, он один пропадет. Ты просто ревнуешь меня к нему.
– Ревную, – честно сказал Гришка, – но опоздал не специально. Поехали переулками, чтобы быстрее, и встали совсем. Я на метро добирался. Веселкин может подтвердить, что мы заранее выехали, с запасом.
– Алиби себе приготовил, – зашипела Андреевская. – Негодяй, подонок, сволочь рыжая.
Брайловский сидел, с тоской смотрел на свою бывшую жену и понимал, что из-за него она никогда так не психовала.
Кто-то под окнами включил магнитофон, и двор оглашали истошные вопли: «В небе парила перелетная птица, Я уходила, чтобы возвратиться…»
А Лена закончила кричать только тогда, когда до нее внезапно дошло, что винить-то ей в первую очередь нужно себя. Это было не очень приятное чувство, она попыталась изгнать его, но не тут-то было. Именно она выгнала Андрея на улицу. Из-за нее он остался один в такой момент и пошел к Гришке, а не к ней за помощью.
– Ладно, прости, – сказала она и тяжело, как после трудного и длинного дня, опустилась на стул. – Давай думать вместе, что делать.
– Тогда ты мне сначала объясни, что происходит. Как я понял из твоих воплей, кто-то взялся Эндрю подвести под монастырь, так?