Утомленного медленным продвижением пана Поросяцкого одолевали мрачные мысли. Если после первого нападения росов он даже радовался, что остался единственным командующим все еще грозного войска. То второе безнаказанное нападение, и особенно гибель последнего мастера камнеметов Шоцкеля изрядно его взбесило. И то, что погоня опять вернулась ни с чем, добавило угля в топку негодования пана делегата. Ему просто необходимо было на ком-то сорвать злость. Все же здраво рассудив, что наказывать вернувшихся из погони воинов не стоит, Эдмонд решил отыграться на раненых, а оттого ставших бесполезными, стражах. Не отправлять же их назад, отдавая им повозку и так уже недостающих карванов. Свалив на бедолаг вину за то, что не уберегли мастера Шоцкеля, он приказал утопить их в выгребной яме. Этим приказом пан Поросяцкий весьма озадачил личную дружину.
Нет, в принципе выкопать яму, и быстро наполнить ее всем войском было делом не хитрым. Но ведь для этого придется задержаться почти на сутки. Когда подхорунжий Штрейхмель вкрадчиво объяснил ситуацию главнокомандующему, тот после короткого разноса подчиненным за нерасторопность, приказал просто повесить раненых вниз головами и оставить на съедение диким зверям.
Но казнь не принесла облегчения. Ведь мастера камнемета она не вернула. Что толку тащить сложную машину, если никто не сможет ее даже собрать… Будь пройдено хотя бы половина пути, пожалуй пан Поросяцкий повернул бы назад. Но возвращаться, когда уже почти спустились к предгорьям и через несколько дней должны дойти до первого равнинного озера, у берегов которого находятся золотые россыпи… Нет уж! Не будь он паном Поросяцким, если упустит такой шанс!
Головной дозор уже миновал плоскогорье и обследовал ущелье после которого начинался открытый пологий спуск. Войско отставало от дозора на пару верст. Ехавший со своим отрядом в голове колонны хорунжий Станислав Кропалевский уже видел освещенную солнцем опушку, Когда в ветвях послышался подозрительный шум. Подняв взгляд, он заметил сперва просто шевеление ветвей. Затем разглядел натянувшуюся веревку. Веревка дернулась, и один конец, ведущий в крону за спиной хорунжего, оборвался и повис, едва не чиркнув ему по голове. Понимая, что творится что-то нехорошее, Кропалевский раскрыл рот для предупреждающего крика. Но в следующий миг дикие вопли разнеслись по всей колонне.
Дело в том, что натянувшаяся веревка сдернула петлю с привязанного в кроне гледичии мешка со змеями. Извивающиеся ярко-оранжевые полутораметровые тела посыпались на головы проезжающих всадников.
- Аспиды-ы! – истошно возопил первый сообразивший, что за напасть падает сверху. Его крик тут же потонул в нечленораздельном гвалте. Орали люди и карваны. Орали укушенные смертельно опасными змеями, орали просто от ужаса, орали напоровшиеся на шипы падающих сверху веток.
А ветки падали не просто так, и не по одной, а целыми охапками. Та веревка, которую заметил Кропалевский, была лишь одной из двух десятков других. Затаившиеся в кронах росы, дернув за веревки, освободили не только горловины трех мешков со змеями, но и свалили на казимиров заготовленные охапки нарубленных веток. И теперь шарахающиеся от аспидов карваны напарывались на топорщащиеся во все стороны шипы, падали с диким криком, подминали под себя всадников, заодно нанизывая тех на твердые иглы гледичии. Те, кому удавалось вырваться из общей свалки невредимыми, уносились прочь, то ли не помня себя от страха, то ли не в силах остановить взбесившееся животное.
Пан Поросяцкий как раз придремал прямо в седле, когда вокруг поднялся панический ор. Даже не подумав разобраться, в чем дело, главнокомандующий соскочил с седла и юркнул под остановившуюся повозку с его личным имуществом. Благо в нее была запряжена пара инфантильных гужевых карванов. Эти животные не поддались общей панике и просто остановились, тупо уставившись себе под ноги. А у них под ногами как раз полз крупный аспид. Змей успел нанести несколько смертельных укусов мечущимся карванам и казимирам и теперь спешил скрыться с глаз беснующихся двуногих и четвероногих существ под повозкой.
И вот взгляды ярко-оранжевого аспида и посеревшего лицом от страха пана Поросяцкого встретились. Обычно безэмоциональный взгляд змея казалось, выражал усталую обреченность. Его вытащили из ямы, где он предавался любовным играм с другими сородичами. С сородичами же засунули в душный мешок. Потом сбросили с высоты и пытались затоптать и раздавить. И вот теперь, когда он уже вырвался из кошмарного безумия, какой-то человечишко пытается преградить ему дорогу. Придется потратить на него остатки яда.
А Эдмонд Поросяцкий вспомнил детство. Он любил ловить маленьких аспидов, укус которых был не менее опасен. А когда отец за провинность бросал какого-нибудь смерда в яму на день-другой, маленький Эдмонд поджидал момент, чтобы поблизости никого не было, и вываливал из мешка пару-тройку аспидов на голову провинившегося. Ах, как же сладко было, притаившись за углом сарая слушать вопли бедолаги!