Затянувшийся отпуск с черной кошкой

Хозяйка в это время наливала заварку из расписанного в красный горох чайника в такие же чашки, подставляла их под носик самовара, поворачивала резной медный краник и доливала кипяток. Запах смородины, малины, мяты наполнил комнату. Из чашек хозяева наливали чай в блюдца, брали их двумя руками, подносили ко рту и шумно втягивали обжигающий напиток. Закусывали чай медом из стеклянной вазочки.

Я даже перестал жевать и завороженно смотрел на эту картину.

– Ты че? – спросил Степаныч, ставя блюдце на стол и доливая чай из чашки.

– Хорошо у вас, – признался я и неожиданно добавил: – Душевно.

– Ты нажимай, нажимай, не стесняйся, – как будто не услышав мои слова и кивая на тарелку, заметил Степаныч.

– Вот огурчики и свежие, и малосольные, помидорки, зелень, – добавила тетя Шура.

Я с прежним рвением принялся за еду. Тарелка пустела.

– Картошки еще подложить? – предложила хозяйка.

– Ой, нет, все. Спасибо. Наелся до отвала. – Я отодвинул тарелку и расслабленно откинулся на спинку стула.

– На здоровье, – тетя Шура смотрела на меня светящимися, добрыми глазами. Степаныч тоже довольно кивнул и улыбнулся.

Мы еще долго пили душистый чай. По примеру хозяев я наливал его в блюдце, осторожно, чтобы не расплескать, двумя руками подносил ко рту и медленно втягивал в себя ароматную жидкость. Пар от горячего чая поднимался, очертания комнаты колебались, становилось еще уютней. Из стеклянной вазочки ложкой брал светлый липовый мед, он тянулся за ложкой, обрывался, и я быстро отправлял его в рот. Мед приятно растекался внутри, наполняя меня вкусом липового цвета.

Неловкость от встречи с новыми людьми прошла. Казалось, я знал Степаныча и тетю Шуру давно, был у них не первый раз.

Мы почти не говорили. Я чувствовал симпатию хозяев к себе. Сам я будто оказался дома, в своем далеком детстве, у своего дедушки. Может, они тоже видели во мне кого-то другого, а может, истосковались в одиночестве и надо было излить накопившуюся, неистраченную доброту и ласку.

Как такое могло произойти? Я, случайный гость, чужой для них человек, но нас притянуло и связало друг с другом. Каждый нашел то, чего ему не хватало.

Было далеко за полночь. Глаза начали слипаться. Тетя Шура, заметив мое сонное состояние, спросила:

– Ну что, спать?

– Да, давайте. Устал.

– Ложись здесь, – предложил Степаныч, показывая на диван за моей спиной.

– Нет, я на сеновал, на свежий воздух.

– Ну как хочешь.

Тетя Шура достала матрас, подушку и пестрое одеяло, сшитое из множества разноцветных лоскутков. Степаныч с фонариком в руках пошел проводить меня. При нашем появлении во дворе звякнула цепь, но Мишка не подошел к нам, видел свои собачьи сны. По приставной лестнице я залез на сеновал. Степаныч подал мне фонарик, спальные принадлежности:

– Устраивайся.

– Спокойной ночи, – отозвался я, пролезая вглубь.

Вдруг в свете фонарика сверкнули два желтых глаза и, не мигая, уставились на меня. Я вздрогнул.

– Ой, Степаныч, кто здесь? – крикнул я вдогонку уже поднявшемуся на крыльцо хозяину.

– А, это, наверное, Манька – кошка наша. Ну пока.

Хлопнула дверь.

Кошка сидела в дальнем конце сеновала и пристально смотрела на меня. Чего пришел? Это мое место.

– Маша, не бойся, – примирительно обратился к ней я, – пусти переночевать.

Кошка продолжала настороженно смотреть на меня, следила за моими действиями, оставаясь на безопасном расстоянии. Между тем я приготовил себе постель, разделся и забрался под одеяло, оказавшееся на удивление мягким и уютным, выключил фонарик и оказался в полной темноте. Только в прореху крыши было видно далекую звезду, пробивающуюся ко мне тонким лучиком. Она светила ярко и уверенно, и нас разделяло расстояние, не поддающееся осмыслению. А может, никакого расстояния не существует вовсе и до звезды можно просто дотянуться рукой, оказавшись в другом, неведомом нам мире.

Мои глаза постепенно смыкались, и я начал засыпать, но вдруг откуда-то возник тонкий писк, к нему добавился еще один, потом еще и еще, и вот уже заиграл целый комариный оркестр, уснуть под который было невозможно. За его звучанием скоро последовала и атака назойливых исполнителей. Этого я не учел, надо спасаться. Пришлось с головой накрыться одеялом, оставив маленькое отверстие для дыхания. И все же самый сообразительный и смелый комар попытался пролезть ко мне в эту щель. Я несколько раз с силой на него дунул, и комар оставил попытки достать меня.

Вскоре послышался слабый шорох. Затем кто-то привалился к моей спине и затих. Машка пришла, признала, от нее исходило успокоительное нежное тепло.

Наконец все угомонились. Заканчивался длинный, чуть ли не бесконечный день. Его события заново проплывали передо мною. Мой прежний мир, Москва, моя жизнь остались в самом начале, очень далеко, подернулись дымкой, стали почти нереальными. Зато очень ярко вставали картины моего путешествия: испытанные ощущения на лугу, деревня, Степаныч, тетя Шура и кто-то еще, пока мне неведомый. Я здесь нужен, меня здесь ждали, я здесь не случайно, вернулась прежняя мысль.

Незаметно пришло забытье.

Откровенный разговор