Сборка «Машины» началась в ту эпоху, когда во Франции бушевали страсти по недавним студенческим парижским волнениям, окрещенным революцией. В Америке Дженнис Джоплин, Джо Кокер, Grateful Dead, Джимми Хендрикс, Джоан Баэз, Jefferson Airplane, Карлос Сантана, Джо Кокер, Cream раскачивали эпохальный Вудстокский фестиваль. В Англии дебютировали Led Zeppelin и Deep Purple, а группа Beatles, напротив, доживала последние дни. Тем не менее, именно прогрессирующая «битломания» нескольких московских школьников – Андрея Макаревича, Юрия Борзова, Игоря Мазаева, Сергея Кавагоэ и быстро примкнувшего к ним Александра Кутикова – в 1969 году вывела на просторы обособленного от прогрессивного человечества Советского Союза самодельную «Машину Времени», умудрившуюся с гиком пронестись сквозь череду исторических процессов и трансформаций современной музыки и лихо вкатиться в новое тысячелетие в ранге главного российского рок-тяжеловеса.
Справедливости ради надо, конечно, упомянуть предтечу «Машины», ансамбль The Kids и входивших в него Александра Иванова, Павла Рубена, но это уж слишком глубокое бурение. Все-такивышеупомянутый квинтет более подходит на роль стартового состава непотопляемого российского бэнда.
Глядя из сегодняшнего далека на то, «как все начиналось», понимаешь, что где-то по дороге «машинисты», и прежде всего Макар, сотворили определенное чудо. Исходные данные и первые шаги «МВ» смотрелись скромно, где-то даже робко, и того, что «мир прогнется» под эту группу, не предвещали.
Андрей Макаревич
В старших классах мы с моим одноклассником Женькой Прохоровым, царство ему небесное, писали какие-то стебовые стихи, чтоб не было скучно на уроках. Иногда по строчке, иногда по строфе. Глумились над советской пропагандой. Пародировали ура-патриотические вирши. У меня где-то лежат три тетрадки этих стихов, которые мы подписывали «Первое литературное объединение». Они были красиво оформлены, ходили по рукам в классе и вызывали большую радость. «Люди к счастью идут, потому что в наш век все дороги ведут к коммунизму, чтобы мирно и счастливо жил человек, укрепляя родную отчизну…». Так вот и прочая хрень.
А с Мишкой Яшиным, другим моим одноклассником, мы пели бардовские песни, которых он знал великое множество. А я не знал. Но это было интересно и модно. Они звучали повсюду – в походах, в электричках, во дворах. Визбор, Ким…
Параллельно мне нравилось какое-то кантри. Не Боб Дилан. Он коснулся нас позже, а что-то, типа «Питер, Пол энд Мэри». В первом школьном ансамбле, где я участвовал, присутствовали две девочки, к одной из которых, Ларисе Кашперко, я был сильно не равнодушен, и мы с ними старались красиво, на три голоса, петь всякую кантри-музыку.
Освоение гитары я начал с того, что мой товарищ из десятого класса Слава Мотовилов, странный такой, долговязый, нездоровый человек, месяцами проводивший лежа в постели, показал мне три аккорда на семиструнке, с помощью которых исполнил песню Высоцкого «Солдаты группы „Центр“». На каникулы я взял у Славы ту гитарку, и пару недель эти три аккорда долбал нещадно. Потом уже стал искать что-то самостоятельно. Играть на гитаре тогда было очень престижно, да и сам вид этого инструмента, его звук, запах мне очень нравились.
Алексей Романов