– Мария, ты не представляешь, сколько раз я поднимал трубку, чтобы позвонить и позвать тебя к себе. Но это было бы нечестно. Просить тебя отказаться от этого места, когда я знаю, как много оно для тебя значит. Потому я ждал, а вдруг ты приедешь сама…
– Это ты свинтил, – ответила она, не отстраняясь. – Почему я должна была бежать следом?
Хосе сглотнул ком в горле, чувствуя, как ответ вибрирует в голове
Она вырвалась сама. Подняв глаза, он увидел застывшего неподалеку мужчину и в тоже время услышал испуганный вздох Марии. Потребовалась еще пара секунд, чтобы сообразить: парень с песочными волосами, в данный момент убивающий Хосе взглядом, – тот самый, кто застукал его прошлой ночью голым, пьяным, принимающим спринцовочный душ.
Не говоря ни слова, новоприбывший повернулся, чтобы уйти. Мария смотрела, как он сделал шаг, второй… Сердце Хосе пело от счастья. Она не пошла за ним! Ага, слишком рано обрадовался. Через мгновение Мария сорвалась.
– Мэтт? – окликнула она.
Лифт снова открылся. Пожилой мужчина вышел, Мэтт зашел. А за ним и Мария. Двери закрылись, Хосе остался в одиночестве. И второй раз за утро почувствовал себя оглушенным.
Сердце бешено колотилось о ребра.
– Я слышал о Джесси, – сказал Мэтт, глядя в сторону. – Подумал, что нужен тебе. Совсем забыл, что у тебя есть кое-кто другой.
– Все не так.
– А как же? – Он хмуро уставился на двери лифта.
«Почему ты не смотришь на меня?»
– Было, но прошло, – призналась Мария. – Давным-давно.
И сама почувствовала лживость этих слов. Потому что не «прошло». Ничего не кончено. Прежде чем двигаться дальше, нужно рассказать Хосе правду.
Джесси была права – он должен знать о ребенке. Последняя точка, так необходимая Марии. Но тогда придется признаться и Мэтту. Рассказать, что потеряла малыша Хосе и потому не сможет больше родить.
Мария вдруг поняла, что Мэтт наконец-то на нее посмотрел. Словно пытался прочесть ее мысли.
– Ты права. Все совсем не так, как мне почудилось. Все гораздо серьезнее.
– Он обнял меня. Вот и все.
Что ж, почти правда.
Мэтт покачал головой:
– Я уже однажды с таким сталкивался. Любил женщину, которая любила другого. Я заплатил высокую цену. До сих пор плачу, и отказываюсь проходить через это снова.
– Все не так, – повторила Мария.
– Да ну? Посмотри мне в глаза и скажи, что больше его не любишь. Скажи, что он больше ничего для тебя не значит.
Она открыла рот, но слова отказывались выходить наружу. Хосе ей не безразличен. Мария не влюблена в него, но можно ли сказать, что она его не любит? Чувства к нему такие спутанные… В сердце Марии целых два Хосе: Хосе-мужчина и Хосе-сын-Рэдфута. Но как объяснить это Мэтту, когда она и сама толком не может разобраться?
Время истекло. Двери лифта разъехались, Мэтт вышел, и Мария почувствовала, что он никогда не вернется.
Хосе добрался до этажа отца в тот же момент, когда открылся другой лифт, и оттуда появилась Мария. Она снова плакала.
– Все хорошо?
Она посмотрела на него со смесью ярости и отчаяния:
– Нет, все плохо. И, вероятно, уже никогда не будет хорошо.
Это она о Мэтте? Хосе не знал, испытывает ли радость от того, что они, возможно, расстались, или вину, потому что стал тому причиной. Он двинулся за Марией по коридору.
– Я не хотел вызывать проблемы.
Они добрались до палаты Рэдфута, и Мария собралась было толкнуть дверь, но Хосе схватил ее за руку:
– Сначала постучи.
Она закатила глаза:
– И что он сделает? Скажет: «Входите»?
– М-м-м… просто на всякий случай, – промямлил Хосе и постучал.
– Входите, – отозвался Рэдфут.
Они шагнули в палату. Старик кивнул. Хосе кивнул в ответ. Повисло молчание.
– Выглядишь, как застарелое дерьмо, – наконец произнес Рэдфут.
– Ты тоже, – отозвался Хосе.
– Обожаю, как вы демонстрируете свою привязанность. Мужики… – Мария подтолкнула его к койке. – Иди и обними своего отца.
Хосе так и сделал. Рэдфут обхватил его руками и неловко сжал:
– Не знал, что ты приедешь.
– Я услышал о случившемся и заволновался.
– А жил бы здесь, и волноваться бы не пришлось.
Ага. Проклятье! Хосе надеялся, что, застукав отца кувыркающимся с соседкой, получит хотя бы несколько минут передышку. Размечтался.
– Тебе сказали, когда можно домой? – спросила Мария.