Заткнись и поцелуй меня (ЛП)

– Но мои тощие ноги хотя бы не таки бледные, волосатые и кривые. – Он похлопал Мэтта по плечу. – Ты справишься.

На прошлой неделе Рэдфут вдруг обнаружил, что у Марии хороший вкус. У белого парня имелся характер, причем весьма сильный.

– Я выставлю себя полным кретином, да? – уныло спросил Мэтт.

Рэдфут скрыл усмешку.

– Не попробуешь, не узнаешь.

Но он знал. В его видении духи аж подвывали от смеха, зато в глазах Марии светилась любовь.

– Лжец! – раздался за спиной голос Вероники. – Почему ты соврал?

Рэдфут развернулся. Она стояла, скрестив руки на груди, одетая в пестрое платье с бусами, идеально подчеркивавшее ее тело. От одного ее вида сердце сковало болью.

– Я сделал то, что должен был.

– Ты выставил себя в дурном свете, чтобы мой сын не заставлял нас жениться.

– Я пообещал, что все исправлю, и исправил.

– Но теперь мой сын думает о тебе плохо.

Рэдфут прямо встретил взгляд Вероники:

– Кому какое дело?

– Мне есть дело! – В ее глазах сверкнул гнев.

– Мне уйти? – спросил Мэтт.

– Нет! – рявкнул Рэдфут и снова посмотрел на Веронику. – Как же с тобой сложно, женщина. Я устроил так, что тебе не нужно выходить за меня, но теперь ты бесишься на то, как я это устроил.

– Но почему? Ты ведь никогда не лжешь.

– Я так поступил по той же причине, по которой не переживал, что нас собираются поженить. Потому что люблю тебя.

– Ты самый упрямый старый пердун из всех, что я знаю, – пробормотала она.

– А ты самая упрямая старая карга!

У входа в палатку кто-то прокашлялся, и все трое обернулись.

– Ты упрямый пердун, она упрямая карга, – согласился Рамон. – По-моему, вы просто созданы друг для друга.

Рэдфут приветственно кивнул. Он оставил на телефоне мальца сообщение, приглашая его принять участие в вечернем представлении, но Рамон не перезвонил, и Рэдфут сомневался, что он придет.

– Я бы этого хотел. Но твоя мать видит все иначе.

– Тебе-то откуда знать, что я вижу? – возмутилась Вероника.

– Сама сказала, – ответил Рэдфут.

– Это было на прошлой неделе. Женщина имеет право передумать.

– И передумала?

Поселившаяся в груди тяжесть начала ослабевать.

– Нам пора, – влез Рамон. – Можете обсудить свое будущее позже.

И под стук барабанов жестом позвал Мэтта за собой.

Рэдфут улыбнулся любимой:

– Да, обсудим все позже.

А проходя мимо, взял ее за руку и чуть сжал. Она не стала противиться, и внутри поселилась легкость. Затем Вероника еще и сладко улыбнулась, и по дороге из палатки Рэдфут мог думать только об одном: срочно надо забрать у Ская таблетки.

* * *

– Да где ты, черт возьми? – бормотала Шала, пытаясь через объектив камеры отыскать в толпе Ская.

Танцоры собрались на краю арены, но его там не было. Застучали барабаны, Рэдфут и старейшины направились в центр площадки.

– Кого-то потеряла? – раздался глубокий голос Ская, и его дыхание опалило шею.

Шала развернулась. На нем красовался костюм для пау-вау, разве что без головного убора. Взгляд скользнул по твердому мускулистому телу, но нигде толком не задержался, а сосредоточился на загипсованной руке.

– Это у тебя камера? – В глазах Ская вспыхнули насмешливые искорки.

– Я слышала, правила изменились, – заметила Шала.

– Ага. – Здоровой рукой он погладил ее по предплечью, и сердце болезненно екнуло. – В город явился голубоглазый ангел и все изменил.

Шала указала на гипс:

– Сломана?

Она поехала в больницу вместе со Скаем, но потом приперся Филлип и утащил ее, сопротивляющуюся и вопящую, в полицейский участок. Наверное, Скай его и попросил, помня, как она ненавидит больницы. Вот только он не знал, что находиться вдали от него куда страшнее любых воспоминаний о прошлом. Где-то час назад Филлип отпустил Шалу к Лукасу, а тот привез сюда, сказав, мол, Скай скоро появится.

– Угу, сломана.

Она слегка подалась вперед:

– Вот что выходит, когда пытаешься вести себя как голливудский коп.

– Эй, если моя девочка просит Голливуд, она его получает. – Он сжал руку Шалы в своей. – Пойдем куда-нибудь, где можно поговорить.

– А как же съемка?

– А что с ней?

Скай потянул ее за собой, и Шала не колебалась. «Я люблю тебя». Весь день она проигрывала в голове слова, которые он сказал, прежде чем выпрыгнуть из укрытия. И уже начинала бояться, что все себе придумала.

* * *

Хосе наблюдал за отцом, что величаво стоял среди старейшин и рассуждал о культуре и вере своего народа. В груди разгоралось изумление. Сколько раз он бывал на таких вот представлениях и слушал обращение отца к толпе? Почему прежде не испытывал такой гордости и чувства принадлежности?

Хосе до сих пор помнил день, когда он впервые отказался участвовать в церемониях. Отцу было больно, он разозлился и потребовал, чтобы Хосе переоделся и внес свой вклад. И лишь мать его поддержала, сказав, дескать, он должен найти собственный путь. Но теперь он засомневался, что выбранный путь оказался верным. Нет, Хосе не жалел о том, кем стал, что делал и во что верил, но сейчас он понял, что упустил нечто очень важное.