Затмение (ЛП)

Они молча стояли, прислушиваясь к шагам мальчика, пока они не затихли. Морвенна положила руку на каминную полку.

— Он такой упрямый. Я пыталась приучить его к дисциплине, но его слишком долго баловали.

— Вовсе он не избалованный, — возразил Дрейк. — Лучше уж быть таким, чем робким и трусливым. А он настоящий. Мне он страшно нравится.

— Я знаю.

— И не только он.

Морвенна не ответила.

— Ты замерзла, Морвенна?

— Нет.

— А мне кажется, ты дрожишь.

Дрейк накрыл своей ладонью ее руку. До этого они лишь однажды прикоснулись друг к другу, да и то совершенно случайно. Теперь же все было по-другому. Морвенна попыталась высвободить руку, но Дрейк держал ее крепко. Совсем стемнело, и эта темнота и отчаяние придавали ему мужества. Он поднял руку Морвенны и поцеловал ее. Пальцы девушки дрогнули и замерли. Потом, с гулко стучащим сердцем, готовым вот-вот разорваться, Дрейк перевернул ее ладонь и поцеловал каждый палец. Это был необычный жест для неотесанного юноши, но вновь темнота, в которой он мог различить лишь контуры ее лица и волос, избавила его от смущения и привычных запретов.

— Не нужно, Дрейк, — сказала Морвенна.

Он выпустил ее ладонь, и рука безвольно упала, но Морвенна все же не двинулась с места. Так они и стояли друг напротив друга в полной тишине старого дома. В нем находилось еще десять человек, но для них дом был пуст. Морвенна стояла перед ним — худая, напряженная и высокая, как волшебная палочка. И как волшебная палочка она слегка покачивалась в темноте.

Он снова нарушил приличия, положив руки ей на плечи. Дрейк впервые притрагивался к женщине вот так, и его чувства были слишком чисты, чтобы назвать их желанием, слишком похожи на благоговение, чтобы назвать страстью, но оба были готовы отпрянуть друг от друга.

— Морвенна, — сказал он, слова с трудом слетали с губ и обретали форму.

— Не нужно, Дрейк, — повторила она приглушенно, как будто из-под воды. Она и впрямь тонула, если говорить о чувствах.

— Ты уезжаешь от меня. Ты не можешь уехать вот так.

Он наклонил голову и прижал к губам Морвенны свои. Ее губы оказались холодными и довольно сухими, как лепестки только что развернувшегося бутона. В них соединялась непорочность и чувственность.

Когда они разъединили губы, то словно вернулись в обыденность из другой реальности. Морвенна отодвинулась, схватилась за каминную полку и опустила голову. Дрейк не шевельнулся, а так и стоял, как скала, пригвожденный к полу своими чувствами. Вот так окрепли отношения, не имевшие права ни начинаться, ни тем более продолжаться. Воцарилась тишина, пока снаружи не послышались шаги возвращающегося со свечой Джеффри Чарльза.

По странному стечению обстоятельств как раз в это время судьбу Морвенны Чайновет обсуждали в совершенно другом месте. В большом доме в Труро ужин подавали позже, чем в поместье, и между шестью и девятью, в тех редких случаях, когда на чай не собирались гости, не играли в карты и не устраивали литературные вечера, Джордж и Элизабет сидели вместе в большой гостиной наверху и обсуждали будничные проблемы. Джордж завершил все дела на сегодня, Элизабет давно покончила с домашними хлопотами, а Валентином занималась нянька, Полли Оджерс, так что они остались вдвоем. Дела у Джорджа шли хорошо, в доме тоже всё было в порядке, и здесь у каждого из них было меньше дел, чем в поместье — больше времени на развлечения в обществе и больше желания развлекаться.

Когда они оставались вдвоем, воцарялось долгое молчание, хотя и не напряженное, но и не вполне комфортное. Элизабет обнаружила, что Джордж мало читает, а Фрэнсис постоянно читал. Хотя ее брак с Фрэнсисом нельзя было назвать счастливым, уж точно не настолько успешным, как с Джорджем, но он был куда более безмятежным. Когда они оставались наедине, Элизабет могла позабыть о присутствии Фрэнсиса. Но никогда не забывала о присутствии Джорджа. Он часто наблюдал за ней, и когда она поднимала голову и не натыкалась на его взгляд, то ей казалось, будто он только что отвернулся. Элизабет размышляла, ощущает ли он до сих пор гордость от обладания ею (что весьма вероятно). Будь она более тщеславной, это доставило бы ей удовольствие. Но иногда она ловила взгляд мужа, в котором читалось подозрение.