Затмение (ЛП)

Кроме того, расширение шахты казалось нерентабельным. Построить еще один подъемник или увеличить нагрузку этого было бы неразумным при стоимости угля восемнадцать шиллингов за тонну без учета стоимости доставки по морю, и даже из-за войны цены на олово еще не поднялись до уровня, который бы обеспечивал хорошую прибыль. Одной из причин стала мода на керамическую и фарфоровую посуду вместо оловянной. Привычки сменились по всей стране, причем в крайне неудачное время.

Тем не менее, жилы оказались настолько богатыми и, несмотря на их глубину, доступными, что шахта полностью окупала себя, в отличие от других. Такое крупное предприятие как «Объединенные шахты» получило одиннадцать тысяч фунтов в год чистого убытка и закрылось. А небольшая шахта Уил-Грейс принесла такую прибыль, на какую Росс не смел и надеяться, и в шесть месяцев покрыла его многочисленные долги, как великодушный Лукулл. Двухмесячная прибыль покрыла весь долг Кэролайн Пенвенен в четырнадцать сотен фунтов, еще через два месяца были погашены все долги перед банком Паско и прочие мелкие заимствования, а к маю шахта смогла погасить закладную на дом двадцатилетней давности, принадлежащую лично Харрису Паско. Вскоре денег хватит и на депозит в банке или чтобы вложить в пятипроцентные государственные бумаги, или чтобы хранить в мешках под кроватью, или на покупку всего желаемого.

Это как пьянящий напиток. Ни Росс, ни Демельза еще не привыкли и вели себя так, будто сегодня извлекут последнюю тонну руды. Неделю назад он взял Демельзу с собой в шахту и показал ей два богатых уровня, и это окончательно ее убедило. И хотя Росс сам бывал там ежедневно, он хотел убедить и себя самого. Он чувствовал, что нуждается в уверенности жены, чтобы действительно поверить.

Шахта находилась так близко, что на обед, который обычно подавался в два часа, он ходил домой. Сейчас еще не прибило и часа, но ему предстояло сделать кое-какие расчеты, он намеревался поработать в библиотеке. После рождественского примирения Росс проводил дома как можно больше времени. Это было еще одним способом обрести уверенность. Они получили всё, но потеряли друг друга — Демельза была готова уйти, уже почти ушла из дома. Теперь казалось невероятным, что они были так близко к расставанию. Тепло их примирения, полного страсти, сделало их в некотором смысле ближе, чем когда-либо раньше, снеся все барьеры. Тем не менее, это было какое-то лихорадочное тепло, как если бы их отношения все еще не оправились от почти смертельной раны, и они пытались переубедить сами себя. Полное доверие, существовавшее прежде, пока еще не вернулось.

Их радость и облегчение от факта, что рудник дает прибыль, тускнела от осознания, что всего в четырех милях от них, в Тренвит-хаусе, живут чужаки. Часто они забывали об этом, но периодически боль накатывала снова, и временами они снова отдалялись друг от друга. Рождение и крещение Валентина Уорлеггана только подлило масла в огонь. Никто не проронил и слова о том, что занимало их мысли. Никто и никогда не смог бы этого произнести. Но Кэролайн Пенвенен написала Демельзе.

«Каким разочарованием было не увидеть вас там, хотя, сказать по правде, я вряд ли ожидала этого из-за стойкой и неизменной взаимной неприязни Росса и Джорджа. Не помню, бывала ли я в Тренвите раньше, но это прекрасный дом.

Младенец темноволос, но, думаю, пойдет в Элизабет — он неплохо сложен и вполне миловиден, как и все дети. (На самом деле мне нет никакого дела до детей, пока им не исполнится три года. Дуайту придется как-то организовать мне сразу трехлетнего. Не знаю как). На крестины собралась целая толпа, включая одного-двух стариков пренеприятнейшего вида — я и не подозревала, что у Уорлегганов так много родни. Из соседнего графства тоже приехали гости, но не больше, чем бывает в холодную погоду».

Далее Кэролайн в подробностях описывала присутствующих.

«Дядюшка Рэй не смог поехать со мной, увы, он слишком слаб. Ему не хватает Дуайта. Последнее письмо Дуайта пришло две недели назад с «Тревейла», но отправлено было еще на две недели раньше, так что мои сведения о его местонахождении уже устарели на месяц. Я в ярости, словно покинутая дева, запертая в башне. Мне становится еще хуже, когда думаю о том, что если бы не я, он бы вообще не поступил на флот. Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь положил конец этой войне...»

Хоть письмо было написано в весьма дружелюбной манере, Росс был бы рад не получать его вовсе.