Затмение над рекой

Выпивая чашку за чашкой, самым невозмутимым видом, на который только способен, я встречаю новый день на колёсах велосипеда в прогулке над Витебском, по тем местам, которыми вдохновлялся и которые вдыхал Шагал, создавая свои шедевры.

Говорят, что по вечерам, здесь происходят чудеса.

Чего стоит только суп пюре из зелёного горошка с беконом и мятой в кафе «Клюква» на улице Суворова – правда, песочный пирог с грушей и чашечка еспрессо в этом заведении заслуживают того, что бы написать о них роман.

Полоцк – город, который давно забыл самого себя и существует теперь только в собственной полудрёме, в которую погружается каждый новоприбывший сразу сойдя с автобуса или поезда и думать он может не о его старине, внешне мало чем проявляющейся, не о его университете, а о том, что бы либо заснуть и не проснуться, либо уехать отсюда и больше не вернуться.

Это один из тех городов, которые я не выношу из-за их мещанской, скучной тяжести – даже не заслуженной; он скрытый за полями ещё менее приветливыми городами – я сбежал от него и хоть мне не на что жаловаться, надеюсь, никогда больше мне не придётся оказаться в этих краях.

Через город Могилёв течёт моя родна река Днепр – я остановился у неё буквально на несколько минут, подумав: «Где-то там, далеко, река натыкается на поставленную перед ней стену, возведённую людьми – и там – между полем битвы между цивилизацией и рекой – мой дом», но очень быстро, я развернул велосипед в обратную сторону и вернулся в старый город.

Босоногий музыкант играл на гитаре старый добрые рок-песни вроде «Smell like teen spirit», вокруг которого, с небо в чашках кофе, собрались бородатые чудаки, кивающие в ритм музыке, которую слышали сотни раз, среди которых была пара молодых людей во всём белом – парень и девушка – оба с солнечными волосами; а на заднем плане, во дворе им в спину смотрели молодые люди-готы – парень и девушка – в чёрной одежде и с чёрными волосами – это контраст могилёвских улиц, переходящих в молчаливые, старые дворы.

В маленькой могилёвской кофейне в старом городе нет музыкальных колонок – там всегда играет старый граммофон – пластинки популярных советских и американских рок-групп восьмидесятых, а под эту музыку молодой художник с чашкой кофе и метровыми дредами подымает голову на новопоприбывшего посетителя и узнаёт в нём своего старого друга.

Он кричит ему, тот оборачивается и тоже рад его видеть – он садится к нему и начинают говорить: «Как долго мы не виделись?» «Года три» «Ты кем сейчас работаешь?» «Я живу в Минске, я – художник и вот приехал на родину на пару дней, а ты» «Я тоже на выходные – я из Лондона – там я работаю юристом» «Вау».

И всё это происходило на моих глазах и я думал, как прекрасна эта встреча двух потерянных где-то вдалеке душ, которым вскоре вновь предстоит расстаться – может быть, на этот раз, уже навсегда; но это меня не касается – ведь скоро вечер и старые улицы обливаются светом; я съедаю бургер, в который раз вдоль и поперёк проходя через весь центральный квартал и перед самым уходом доказал неверующим, что через этот город – через Могилёв – течёт Днепр.

В Гомеле я был уже настолько сонным, что дальше пары кварталов вглубь города у меня пройти уже не хватало сил, поэтому, я лишь воспользовался возможностью наблюдать, как здесь протекает жизнь: он не желает ничего замечать вокруг себя, сосредоточившись на самом себе, Гомель всю свою энергию обратил на то, чтобы гнать кровь своих жителей по бесконечным улицам, переходящим одну в другую, как отражение в зеркале, похожи, но направленные в другой бок.

Луцк был случайной неожиданностью, но одной из тех, которые рад был получить, даже не смотря на трудности, которые могут возникнуть если не на физическом, то на ментальном уровне общения дорожного бродяги со вставшим на его пути городе, который может стать как и приютом, так и местом, откуда будет хотеться сбежать, при том, как можно быстрее, как это происходит обычно с посёлками городского типа на бескрайних просторах славянского мира, который по своему определению не очень рад незнакомцам и готов сопротивляться им даже самыми запретными приёмами, такими как болезни и необъяснимое, гнетущее чувство одиночества и отчуждённости.

Я уже начал опасаться, что Луцк как раз один из таки неприветливых городов, когда столкнулся с этим городом впервые и выражение его лица не отражало ничего, кроме самого обычного равнодушия и не то, что бы сильного, но желания, что бы этот турист не надолго задерживался здесь; но я ошибся, потому что за этой маской серости скрывалась чуть ли не материнская забота и теплота, так жизненно необходимая на севере – то, что с первого вида казалось таким неприветливым, на самом деле, стремилось только к тому, что бы помочь тебе, но тайно, чтобы ты не узнал, а то – Луцк слишком стеснительный, чтобы открыто принимать благодарности, но я раскусил его, когда увидел того маленького котёнка во дворе кофейни, в которую заехал, как это обычно бывает, чтобы отдохнуть от странствий по городу на измученных двух колёсах арендованного велосипеда.